Сибирские огни, 2005, № 10

ЛЕВ ТРУТНЕВ ДОШ) МОЛОДО-ЗЕЛЕНО Заныло сердце, забилась в висках кровушка, и в который уже раз за последние пред­ новогодние дни. А что впереди? Лютые холода, зимняя хмарь и неразбивная тоска? Мысли, мысли— безрадостные, неотвратимые гнулименядо самого дома, покаяшел задавленной снегами улицей кКочергиным. А впереди былаобратная дорога вдерев­ ню. Итак мне расхотелось идти туда, аж слезы подкатились, хоть волком вой... Гл а в а 5. ЗНАЙ КРАЙ ДА НЕ ПАДАЙ 1 Холод, холод и холод— и за льдистыми стеклами окон, и надуше, и вмыслях, и конца его не угадать, идухом не осилить... Жизнь моя замкнулась вобмете придавленной сугробами ограды с закутками и навесами, да вдвух половинках избы. Там, водворе, вхлопотах со скотиной, дома— в общениях с матушкой и дедом. Лишь один Паша Марфин знал о том, что случи­ лось в райцентре и помалкивал, то пытаясь затянуть меня на вечерки, особенно загульные в январские праздники, то сманивал охотой на зайцев, предлагая себя в загонщики. Но ни на вечерки, ни на охоту меня было не раскачать— тот глубокий стыд, ожог позора, пусть несправедливого, крепко заякорил меня вродном гнездыш­ ке. И до конца святок — времени тайных посиделок, горячечных игр, запретных гаданий, самого что ни на есть жаркого зимнего веселья, поднимающего душу к каким-то иным высотам мнимого счастья, проторчал я дома, стараясь не вспоми­ нать ни захватывающую дух толчею ряженых девчат с парнями, ни катанья с горок, нитемных комнат с ворожбой. И особенно отрадно валялось на теплой печке, когда вокна хлестала непроглядная метель, авизбе было сухо, тепло итихо до озноба. Но шила вмешке не утаить— уж какприлетело известие о моем исключении из школы через леса и снега можно было лишь предполагать: или почтальонша Дуся Новаковачто пронюхала, мотаясь по магазинам вИконникове, ирастрезвонила, или нашсельский председатель, он же партийный большак— Погонец ИльяЛаврентье­ вич, прозванный Хрипатым за скрипучий голос, постоянно державший телефон­ ную связь с райцентровскими властями, услышал те отголоски. Во всяком случае, в самый разгар масленки заявился к нам Игнат Разуваев — сам колхозный глава и сразу ко мне: — Помоги завтра силос отбивать. Мужики не успевают. Скотина в недоеде... Дед выкраивал из толстого лозняка вязки для саней, вскинул голову: — Так он еще не дорос до мужика— ломом-то работать. — Ничего, втянется. Раз вшколуне ходит— значитнаш, колхозныйработник. На печи лежать не позволим... Матушки дома не было— она веяла зерно на колхозном току, и дед один попы­ талсяотделаться от председателя. Я молчал, стараясьне ввязыватьсявразговорвзрос­ лых— уж так меня воспитали. — Не пущу я его! — Дед даже вязок хряснул всердцах. — А тычто, против советской власти?! — Разуваев нахмурился. Был он высок, грузен, цыганист лицом, не изранен, не изработан. Дед как-то сразу согнулся над разопревшими в печке ивняками. — Причем тут власть?— Уже без крепости и напора в голосе произнес он. — А притом, что я от сельского получил указку привлечь кработе всех подрос­ тков, которые бездельничают, — Разуваев похлопывал по новеньким буркам корот­ ким кнутовищем. — Давай завтра с утра на базы, — он мотнул тяжелой головой, обращаясь уже ко мне. — Там Полунина найдешь — он за старшего фуражира... Это кХлысту-то в подчиненные! Ни за что! И словно услышав мой внутренний протест, дед вскинулся, выпрямляясь: — Не пойдет он никуда и баста! — А, хрен с вами! — Председатель махнул кнутовищем. — Уговаривать мне тут вас! В совете пусть разбираются! -—Он, гулко хлопнув дверью, проскрипел в сенях промороженными половицами, брякнул щеколдой, и конский храп раздался 5 g за окнами.