Сибирские огни, 2005, № 10

ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО бились вокруг этих двух, связанных моей трепетной надеждой, столов. Ито ли это мое особо сильное желание, то ли жалкийвид подняли того, хмуроватого человека с грубым лицом и вдва шага притулили к моему столу. — Учишься? — На его глухой голос эхом отозвалась память о горькой суете последних дней, но я осилил ее отголосок. — Учусь. — Отец где? — Погиб. — Тут я поднял глаза ипоймал его пытливый пронзительный взгляд. — Голодаешь? — Бывает, когда из дома не поднесу продуктов. — А дом где? — В деревне. Десять километров отсюда. — С нами по пути? — Не-е. В сторону. Он протянул длиннопалую руку иводрузил на мой стакан целыйломоть хлеба. — А где отец воевал знаешь? — На Ленинградском фронте, офицером. В глазах шофера появилась живинка. — Так и ятам был!.. И начался наш немногословный разговор: вопрос — ответ. А чай остывал, и подогретый им кусок хлеба так вкусно пах, что у меня во рту стала копиться слюнка и голова тяжелела. — Помог бы тебе, да у самого не густо, — с дружеской теплотой гудел одно- фронтовик моего отца, ходивший вармейских водителях где-то очень близко с ним. — Может, щенка возьмешь? Мне его втаежной деревушке подарили. На постое я у них определяюсь, пока лес с делян подвозят. Кое-чем помогаю. Вот они и сунули в кабину малого, месяца вдва собачонка. А куда его мне, зачем? Охотой я не занима­ юсь. Двора отдельного не имею... — Он еще что-то говорил оживленно, ау меня уже дух зашелся от радости — вдеревне собак осталось наперечет и то ублюдки подпор­ ченные. Здоровых — волки порвали, и везде в округе так. Развода нет. А тут такое предложение. Я кусок хлеба в карман, заглотнул остаток чая и на улицу, следом за длинноно­ гим шофером. Теплый, заурчавший комок ухватил яу спинки холодного сиденья и сразу, что­ бы не морозить его сунул за пазуху. Щенок заскребся там, у грудины, жестковато, озорно, но быстро затих. — Но, давай живи, — шофер кинул мне неохватную в рукопожатии ладонь, — выдюживай. Скоро все наладится. А время будет — подбегай к чайной. Я раз в неделю здесь проезжаю... * * * С подскоком петлял я едва заметными тропками в глухих проулках, торопясь к дому. Подаренный лайчонок усладил мое настроение, угнав к горизонту сознания темные тучи нелегких тревог. Угроза страха перестала разъедать душу. С почти ут­ вердившейся верой вто, что обойдет меня суровая участь, посуленная лысым следо­ вателем, вбивал я снег внаторенные прохожими дорожки, взахлеб хватая студеного воздуха. Явность исключения из школы уже выкачивалась в душе без горячки и сердечного надрыва, как неотвратно свершившаяся гнусность, отмахнуть которую невозможно. Одни думки прокалывались через общую ткань мышления, словно хвоя через решето: какой кнут заставляетлюдей катиться вповозке лицемерия илжи, давя колесами других? Скреблись они в мучительном поиске ответа и не находили его. Не ведал яеще о подлых побуждениях, крывшихся за тем злом, что выплеснулось на меня, не хватало ни житейского опыта, ни духовной силы. Не раздеваясь, с ходу проскочил я в свою комнату, закрыл портфель в комод, чтобыребятишки не пошалили, и, придерживая уснувшего за пазухой щенка, тепло­ го и мягкого, возбуждающего некое упоение, наладился на выход. — Далеко ты?— Вера высунулась из кухни.