Сибирские огни, 2005, № 10

* * * Вышел я от Павла Евгеньевича очумелым от враз навалившегося паскудства и скрытой опасности, в глухой тревоге, с едва теплившейся искоркой надежды, заро­ ненной вдушу добрым учителем. И совсем уже нелепая радость пригасила сердеч­ ную дрожь— соученики разбежались по домам и не нужно было объясняться, пря­ татьглаза, игратьввозможное заступничество с их стороны, знаяо потаенном, всосан­ нымс молоком матери, страхе перед властью, глубоко сидящем в каждом из нас. Слихой отреченностью забрал я свой истрепанный портфель и вышел на высо­ кое промороженное крыльцо, хватанув висстрадавшуюся грудь стылого воздуха. Холодные сумерки гасли над серыми крышами притулившихся друг к другу домов, тускловатых итихих в своей задумчивости. Неотвратно захотелось есть, точ­ нее — жрать, и я, помедлив, зачастил бодрыми шагами к райцентровской чайной. Лишь там, в дни вынужденного недоедания — тогда, когда в запаснике продуктов оставалась одна картошка, разживался я у проезжих шоферов, гоняющих тяжелые лесовозы из северных урманов, полломтиком или даже ломтиком хлеба. Им, по чье- му-то указанию, этих ломтиков отпускалось кобеду больше общей нормы, и кое-кто из шоферов, заметив мою тоску над пустым чаем, подкидывал к стакану ржаной кусочек, а иногда и похлеще перепадало. Вроде бы недоеденное, но я-то понимал, что это не так: велик ли наклад — чашка супа, для здорового, проведшего много часов за рулем по бездорожью мужика? Вероятно, этим бывшим фронтовикам ста­ новилось совестно при виде моей застольной скудности, а может простое сострада­ ние являлось тому причиной. Так или иначе, а пользоваться этим приходилось — стоило голодухе хватануть за горло, но без хитрости и нахальства— совесть меня теснила, хоть под стол ныряй, от косых взглядов официанток и сытых посетителей. Случалось и садиться спиной ккухне, и прикрываться ладошкой, и глаза потуплять. Что поделаешь?Денег на еду не было, а не сладкого чая наливаламне всегда пожилая полноватая женщина с добрым лицом— шеф-повар тетя Таня... Прикрывая лицо варежкой, я, как в полусне, проскочил школьный сад и вышел на пустынную улицу. В широкий развод перекрестка вкатилась огромная, как мед­ ный таз, закрасневшая луна, опестренная темными пятнами. И сразу заблестели вдали огни широких окон районной чайной, притулившейся к дворовым построй­ камна углу, у небольшой площади. Подле нее, на бугре, урчали моторами два грузо­ вика, высоко груженные лесом. Легкий их выхлоп не гасил острый запах сосновой смолы, идущий от свежих, недавно распиленных бревен. Итемные силуэты машин, итерпкий запах хвои обрадовали— значит были вчайной шофера, ине зряя спешил: время ужина не велико и опоздать можно было к подходящему моменту. Дверь неприветливо скрипнула промороженными досками, шлепнула под зад, возвращенная пружиной, и захлопнулась. Икаквсегда, теплом обдало меня с такими сладко раздражающими запахами, что вжелудке что-то шевельнулось. Сдернув шап­ ку, яоглядел зал и шмыганул краздаточному окну. Глаза нашли знакомую фигуру в белом халате. Худенькая молодайка кивнула на меня тете Тане, и она обернулась, неторопливо пошла к посудному столику. Пока эта сердобольная женщина наливала мне чаю, яуспел зырнуть по рядкам столиков и заметил у окна двух сосредоточенных за едой мужчин. Наметанным гла­ зом ясразу определил, что этошофера с тех двух грузовиков, стоявших на площадке. Рядом с ними был пустой — не занятый стол, и я, торопясь, грея о стакан озябшие руки, сунулся за него на табуретку. Упершись локтями вжесткое ребро столешницы, я стал глядеть, как легкий парок поднимается зыбкой змейкой от стакана, мельком заметив, что напротив меня оказался мужик средних лет с худым и очень крупным лицом. Почти всю его фигуру загораживалаширокая и покатая спина соседа, низко клонящегося над чашкой. Одну взлохмаченную голову с четким рельефом надбров­ ных дуг, носа и скул видел я исподлобья. Удалось мне перехватить и два-три острых взгляда глубоко посаженных глаз. Оставалось ждать, смиренно отхлебывая невкус­ ный, настоянный на фруктовом суррогате чай, сутулясь и с безразличием изучая трещинки в досках стола. Казалось, все мои напасти остались там — за узорами обметанных морозом окон, за темными, заваленными снегом, проулками и высоки­ ми школьными дверями... В иное эфирное состояние уплывала моя душа. Мысли ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО