Сибирские огни, 2005, № 10

Лев ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО Р о м а н ...В то селенье, где шли молодые года, Где я счастья ирадости в юности ждал. Я теперь не вернусь... И.А. Бунин. Гл а в а I. РАЗЛЮЛИ МАЛИНА 1 Июль отходил с жаром, грозами, ночными зарницами — суматошный месяц, полный тревог ихлопот, коротких снов и трудового угара. В первой его половине, дурея до головной боли, от палящих лучей солнца, от ходьбы в наклонку и жажды, пропалывал я со сверстниками хлеба на колхозной обязаловке. Чутьпозже стал набирать силу покос, потом и больюиссушающий тело, доводящий до такого изнеможения, когда сам себе кажешься ничтожной былинкой, лишенной мыслей и чувств, когдажизнь едва ворошится вперезвоне безразличия с единственной отрадой— роздыхом. До крови натирал яягодицына худой спине быка, подтягивая кскирдовщикам копнысена. Срассвета идо закатарваламне жилына руках примитивными поводь­ ями шалеющая от жары, кровососов и ударов палкой упрямая скотина, ворочая тяжелой головой: чуть зевни, дай слабину— ломанется от этого ада исстрадавшееся тяшо вкустыили мелкий подлесок и до увечья один миг... Лишь когда стала притухать покосная страда, выклянчилменядед у председате­ ля на свою, не менее выматывающую, страду— свой покос. Срассветом, до восхода солнца, по прохладе, выкашивалимылуговину вредко­ лесье, поближе кдеревне. Расчет дед держалдвоякий: не удастся выпросить быков в колхозе вывозить сено, так колесянкой — самодельной тележкой, на собственном горбе, вытянем. И снова те же муки, то же угробление... * * * Издерганное за день тело просилось на отдых. Казалось, что руки мои и ноги растянуты до полного бессилия, а спина усохла. Ужин с простыми щами и двумя стаканами молока не взбодрил, а лишь натянул теплую истому, клоня ко сну. Тут и появился мой друг— Паша Марфин. —Пойдешь наулицу?— крикнул он, заметив меня у окошка. Улицей у нас называли вечерки— танцыу чьего-нибудь двора, на траве-мура- ве, которые, несмотря на сенокос, все же разгорались по воскресеньям... Итут, какбудто по договору с Пашей, где-то у недостроенного клуба, рыкнула гармошка, раз-другой, и пошла, пошла наяривать что-то развесело-ухабистое, отче­ го тонко дрогнула душа изамерла в потаенной радости. А вперелив гармошке мягко запел вдальнем проулке, там где жилПетруня Кудров, аккордеон, и опять о том, как «на позицию девушка провожала бойца». Эта мелодия прошивала сердце таким сладким ознобом, что кожа на голове как бы коробилась и волосы шевелились. С этой песней, привезенной когда-то с фронта, Петруня начинал свой ход от дома, где жил с матерью-одиночкой, до места вечернего сбора молодежи. Устоять против