Сибирские огни, 2005, № 10

ЛЕВ ТРУТНЕВ № МОЛОДО-ЗЕЛЕНО Пока мы чуть ли не бегом петляли безлюдными проулками, выходя по ближне­ му пути к больнице, я урывками, как мог, рассказал обо всем Павлу Евгеньевичу, начиная с дневной стычки. Он молчал, лишь изредка остро оглядываясь на меня. Дежурный врач, пожилая женщина, заставила меня раздеться до пояса ичем-то обработала все мои ссадины и синяки, коих оказалось с добрый десяток в разных местах. Наиболее опасной была рана на затылке. Там рассеченную кожу пришлось зашивать. Боль была едва терпимой. Не раз и не два меняморщило от нее, дергало до потрохов, и лишь спокойный голос врача сдерживал не то стоны, не то крики, гото­ вые вырваться из плотно зажатых губ. — Напишите нам справку, — попросил врача Павел Евгеньевич, когда я стал одеваться. — Вдруг понадобится. — В милицию втаких случаях сообщают,— женщина хотя ипыталась казаться суровой, но чувствовалось, что душа у нее светлая. — Хулиганы— не хулиганы, а сообщать мы обязаны. — Это ваше право, — Павел Евгеньевич стоял на своем, корректно, убедитель­ но, а я не понимал для чего нужна еще какая-то справка. — Добро, что вмое дежурство попали, — вела разговор докторша с учителем. — Я на фронте не такое видела. А молодые что — помажут йодом и иди, а у парня просечка чуть ли не до кости. А это голова... Когда мы вышли из приемного пункта больницы, вовсе затемнело. Замерли улицы, погрузились в мрачные тени некоторые дворы, потухли вних окна домов. — Одиндойдешь или проводить?— спросил ПавелЕвгеньевич, едвамыостано­ вились на развилке наших путей. — Дойду, — отмахнулся я. — Твой ножичек пусть пока у меня останется. Боюсь, что влип тывнеприятную историю. Но надоподождать ипомолчать. Хотяэто недело, когдатрое одного избивают, да нашей правде сейчас не поднятьсянадих кривдой. Если огласки не будет, как-нибудь переживем. Ну, а если зашумят— будем думать, каквыкручиваться.— Учитель креп­ ко пожал мне руку. От ею слов, дружеского пожатия потеплело вроде иполегчало. 2 Едва прозвенел звонок, как вкласс, вместо ГенрихаИвановича, вошла Редькина и сразу с особой остротой уставилась на меня. — Венцов, кдиректору! Екнуло сердечко— началось! Я сразу понял, что о драке будут пытать, и затре­ петал, заволновался. — А вчем дело?— пробасил вдруг Агутченко, не то пытаясь защитить меня, не то любопытствуя. Редька не удостоила его ответом, дожидаясь, пока я не покину класс. Директора— Петра Петровича Чернова, на протезной ноге, я видел всего раза два. Высокий, блондинистый с каким-то свирепым взглядом, он держал порядок в школе не только среди учеников, но и среди преподавателей. По слухам — все его побаивались, даже Редька, хотя, какоднажды сказалПавел Евгеньевич, справедливее он человека не встречал. И потому шел я по коридору с теплинкой в сердце, надеясь на свою правоту. Но за директорским столом, в тесноватом кабинете, я увидел со­ всем другого человека и сразу его узнал — это был тот, который увел Нину, — однорукий, с протезом, волосы подстрижены коротко— ежиком на крупной голове, уши большие, вислые... Узнал ли он меня или нет — угадать было трудно. Я тем вечером накоротке прошел мимо них, и если Нина ничего не сказала, а это вряд ли, то не обратил он на меня тогда никакого внимания. — Ну, расскажи, как и за что тырежешь людей и где твой ножик? Ошеломление мое еще не прошло, и я стоял, не в силах разжать челюсти. — Или тытолько на улицах герой? Сбивчиво, понимая, что нужно обрисовать все как было, мешая ввоображении то моменты, проведенные с Ниной, то драку, изложил я новому директору истину от всего сердца. 46