Сибирские огни, 2005, № 10

ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО Иоткудау нее такая веская уверенность в своих подозрениях? Может, я самже, своим видом и поведением все выдал?.. Молодо-зелено, сон быстро стер все мои покаянные мысли и чувства, и унес душу в иной, осветленный мир. * * * Нина пришла поздним утром, когда я еще спал, а проснувшись долго лежал, прислушиваясь кворкованиюженщин на кухне. Голоса их былировные, добрые, без ноток каких-либо недовольств друг другом. Иялежал, стыдясь, не представляя, как показываться имна глаза. Но все разрядилось само собой: Вера пришла будитьменя, пригласила кстолу. За ее спиной яувидел Нину, как ни вчем не бывало спокойную, все с теми же веселыми, с кошачьейжелтизной, золотистыми глазами, вкудряшках и новом платье. Но за стол я с ними не сел, сославшись на то, что опаздываю на тренировку, и ушел кВиктору без завтрака... Опять колошматили мыдруг друга вмеру доступного, тягались на перекладине, на руках, толкали гирю, и было нам жарко до мокроты в холодном сарайчике, и к концу тренировки яотяжелел, замяк ногами, скис до головокружения. Виктор, заме­ тив мое состояние, спросил: — Чтой-то тысегодня квелый? Ирезкость не та, и сила. Не выспался? Я не сказал ему про свои ночные хождения, а лишь пожал плечами. Ипостылое чувство голода отвратно сжало желудок, выдавливая из него последние соки, и я бы с трудом добрался до дома, если бы тетя Римма в честь воскресенья не угостила меня супом и кашей... Ни Веры, ни Нины в доме не было — ушли они в какое-то новое, особо ажио­ тажное, кино, как сообщил Толик, куда школьникам ход был заказан и я сунулся в свой угол и заснул непробивным сном. * * * Еще и вшколе я чувствовал себя вяловато, в непонятной печали, но через пару дней прошли мои покаяния перед самим собой, вновь потянуло меня втот уют, втот сердечный и телесный трепет, и очутился я поздним вечером у крыльца Нининого дома. И завязала меня та веревочка ни на одну и ни на две ночи, а ранний снег, так круто осевший на волглую землю, отрезал путь вродную деревню до установления санной дороги. Ипотекло суматошное, полубредовое время, в пыле и стыде, в бла­ женном угаре и крученой виноватости. Время, когда днями я казнил себя вугрызе­ ниях совести, клялся втом, что это последний раз, а вечерами не находил места ни в доме, ни на улице и несся, какшальной кзаветному крыльцу, вумопомрачительные объятья. Недовольна была моими хождениями Вера, недоволен Виктор, хотя и не знав­ ший про них, но заметивший мое ослабление в тренировках. Недовольны стали и некоторые учителя, когда отметки пошатнулись на понижение. И в один из вечеров Вера сказала мне глуховатым голосом: — Рано тебе, Леня, бабам подолы задирать. Испортишь себя — потом жале будешь. Ей, кобыле, двадцать один год— только подавай, атыеще не дозрел... Простые ее слова запали вдушу — нет-нет да и натягивались думки о добром предостережении. Кто знает, а вдруг действительно моему растущему организму это мужевание вредно? На что-то повлияет, что-то изменит? Недаром колотун все жилки треплет, и сполохи сжигают разум. Не съест ли все это мои плотские силы еще не окрепшие, как следует, схожие с молодой травой, которая нередко сгорает под палящим солнцем. Вдруг еще и вшколе узнают, дома?.. Мысли эти давили и гнули, и неизвестно в какую бы сторону я свалился всвоих поступках, если быне помешали каникулы, короткие, но все виных охватах: дома, с родными, с друзьями, с милыми сердцу привычками. 38