Сибирские огни, 2005, № 10

Про отца я не стал спрашивать — итак все было ясно. Звонок прервал наш разговор. Немецкий язык был у нас два раза внеделю, и все уроки с появлением Генриха Ивановичашли водном розыгрыше: стоило ему отвернуться кдоске, какначинался ритмичный топот. Шум от него глушил объяснения учителя ине всем это нравилось: раздавались словесные перепалки, мелькали кулачные тычки под бок или в спину— класс расслаивался на тех, кто топал, и натех, кто слушал. Иснова заводил всю эту канительПетька Агутченко, вроде и сельский парень, из ближней деревни, а нахра­ пистый. Сним даже местные, райцентровские ребята старались не связываться. Не раз и не два беспутничал Петька со своими сторонниками, и странно было, что Генрих Иванович не жаловался Редьке— завучу Елене Федоровне, прозванной так за фамилию, скорой на решения, старой закалки педагогу. Поговаривали, что она— Редькина могла запросто покрутить за ухо, хлобыснутьлинейкой по голове или выш­ вырнуть за воротник из класса. И никто не жаловался, боялись илиуважали силу. Да и муж у нее вроде был прокурором— не больно разжалобишь... ГенрихИванович, окрещенный простым прозвищем— Немец, появлялся обыч­ но лишь с журналом под мышкой, а тут я заметил какой-то фигуристый длинный и узкий ящик, который он нес в опущенной руке. Вряд ли кто понял, что это такое. Даже Хелик промолчал, лишь как-то странно взглянул на меня. Ну и этот непонятный ящик никак не подействовал на Агутченко: затопали на второми третьем ряду, зашушукались, зашумел класс. Икаквсегда, молча повернулся от доски ГенрихИванович, поднял на стол при­ несенный ящик, обтянутый темной кожей, и маленьким ключиком открыл его. Притихли все, зорко наблюдая за учителем, аХеликшепнул мне: — Футляр это от скрипки... Иекнуло сердце, затихло впридыхе. Скрипка, ажурная, отдающая темно-вишневой краснотой, та самая, что тянула мой взор из-за палисадника, а душу в прозрачность осветленного низким солнцем неба, оказалась вруках учителя. Метнув взгляд на класс, он легко иловко вскинул изящный инструмент кплечу, под подбородок, и коснулся смычком выпирающих над декой струн. Звук иголочкой кольнулсердце и потянулся высокой нотой, глуша все в замеревшем отнапряженно­ го трепета классе. Мелодия, непередаваемая голосом, мягко поплыла откуда-то из­ нутри этого чудного инструмента. Казалось, будто некто, спрятавшись втемное нут­ ро, жалуется на что-то таинственным языком, понять и осознать который не дано, а можно лишь остро чувствовать, замирая впотаенном восторге. Мягкие звуки этого напева, откатываясь от окон и стен, словно ощупывали душу, затрагивая в ней осо­ бые струны, звучащие неуловимыми на слух пронзительными отголосками, застав­ ляющимитрепетать каждую клеточкутела. Оборвалось это проникновенное звучание так же, как и началось— враз. Ген­ рих Иванович деловито, не торопясь, спрятал скрипку и смычок вфутляр, тоненько дзинькнул ключоми повернулся кдоске. Тишина еще с минуту устаивалась вклассе, апотом зашелестели шепотки, но топота не последовало. — Полонез Огинского,— тихо выдохнулХелик, блестя глазами, и отвернулся. А я подумал, все еще цепенея душой, что учитель все же заметил меня за па­ лисадником, и возможно тогда пришло ему светлое решение о том, как покорить класс. Такэто или иначе, но с тех пор никтоне топал науроках у Немца, амне иногда нет-нет да вспоминалась та хватающая за сердце мелодия, которую открыл для нас ГенрихИванович. 5 Посыпались холодные и нудные дожди, расквасили проселок. И хотя домой тянуло с сердечной болью, ярешил переждать непогоду вИконникове, жалея новые сапоги изаведомо зная во что они могут превратиться за те пару часов, пока придет­ сямесить грязьдо родной деревни. Запас картошки ипшена позволял мне жить хотя и постно, но не голодно, а книжки отвлекали, уводя меня далеко-далеко от просту­ 29 ЛЕВ ТРУТНЕВ «Шу; МОЛОДО-ЗЕЛЕНО