Сибирские огни, 2005, № 10

ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО Итут заиграл веникомдед, закряхтел, заохал, совсем, какПрокопка, которого яне раз слушал, спасаясь от адского жара в предбаннике. —Ой, спекся, кожурвет!..—Дед заплескался втазу с холодной водой, стоявшем на полке. — Дай еще ковшичек... Когда он слетел с полка, чуть не наступив на меня, я опередил его, вываливаясь впредбанник. Прохлада обдала тело иступляющим блаженством. Лишь тонкий запах свежего сена поднимал какие-то мысли, воссоздавая неохочим воображением несвязные, размытые образы. — Сомлел, — отлежавшись, оживился дед. — Думал, шкуру спущу... Мало-помалу разговорились. Не лето надворе, а все одно тепло впредбаннике нежит. Да еще и на мягком сене, и что-то потянуло меня на откровение, ирассказал ядеду иПаше про то, как боролся, как спас меня от драки незнакомый парень... —Драка— дело не доброе,— все отходил отжестокой пропаркидед,— но вряд ли минуешь ее в жизни. Кто-нибудь да и налетит со своей меркой или просто из баловства. Так что парень предлагает тебе кое-какую натаску, не сторонись, попро­ буй. Пару раз носопырку расквасят — так перетерпи, не ломайся. Оно — боль- больная, но и к ней привычка нужна. Сопли-то распускать по каждому щелчку не следует. Мы, в свое время, хоть по праздникам на кулаках сходились — стенка на стенку или край на край. Да и на вечерках, бывало, трясли друг друга за грудки — частенько боролись. Все навык. А теперь и кулачная запрещена. А мужик должен уметь себя защитить. Как без этого? Зло добром не осадишь... — А по мне— так силу надо иметь и все, — встрял вразговорПаша. — Поймал и завернул в салазки. — Не-е, малый, — дед приподнялся, — одной силой, нахрапом не всегда возьмешь. Вот в первую германскую, когда я был в плену, попал в одну упряжку со мной Роман Орлов, поглядишь— маломерка: сухой, плоский, а вдраке валил пыр- комлюбого из нас. Даже меня. А во мне без малого сажень росту и силенкой бог не обидел— в молодости сырые подковы гнул. Начнем бороться— я Романа в охапку и в свекольник заброшу. Мы тогда свеклу у хозяина-германца убирали. Но замахай кулаками— натычет, голова чугуном. Вот те и сила. — Он помолчал. В бане еще что- то шипело, булькало, но со двора не слышно было ни звука. В небольшое оконце предбанника натекали густые тени. — Тысам-то в драку никогда не лезь, — вновь обернулся ко мне дед, будто разговор наши не прерывался, но если прижмет— бей прямо в нос. Нос— самое болевое место на лице. Пыла у того, кто рыпается, сразу поубавится. Ты и гляди зорко: стоит ли его еще осаживать. Но зло в себе против человека никогда не разжигай. Чаще всего юшки из носа бывает довольно, чтобы от тебя отступили. — Он приподнялся. — Ладно, пошли вбаню, я вас малость веником пощекочу, ато прокисать начали... Иподдавал пару, и хлестал нас вениками дед единолично, по-очереди, азартно, со знанием дела. И порой терпежу не было — так и хотелось выскользнуть из-под жгучего веника, свалиться с полка в прохладу. Но у деда не вырвешься — любое дерганье телом он останавливал встречным потягом веника. Жар ичастое хлобыста­ ние расслабили тело до бессильной дрожи— я едва сполз с полка икое-какпроковы­ лял в предбанник. Паша приподнял голову, давая мне место у стенки. — Засек, — слабо пожаловался он, — горю весь... Яне ответил, рухнув на полусухое разнотравье. Дед еще ублажался пареньем, еще ахал и кряхтел, но уже не вскрикивал, не бранил сам себя за сумасбродство... •к * ie — Неделю тебя, сынок, не видела и тут не посидишь дома, — матушкаглядела, какя, торопясь, дохлебывал из чашки пустые щи на капустных листах, подбеленные молоком. -—Рано тебе еще по вечеркам ходить, побыл бы с нами. — Причем тут вечерки, маманя, я кребятам... Дед шуршал вгорнице одеждой, отозвался как-то виновато: — Я, пожалуй, себе схожу Прокопку попроведать...