Сибирские огни, 2005, № 10

туация в литературе первых послереволю­ ционных десятилетий. Одну из своих работ — «О Шатобриане, о червонцах и русской литературе» — Б. Эйхенбаум (Б. Эйхенбаум. Олитературе. М., 1987) начал так: «Внезапно, как случается все закономерное, случилось так, что Россия стала страной переводов. Это началось еще в 1918 году. Русская литература уступила свое место «всемирной». Все рус­ ские писатели стали вдруг переводчикамиили редакторами переводов...». Была ли в этом модном увлечении своеобразная примета времени или то был для некоторых способ выживания, — расценивать всякий конкрет­ ный случай можно по-разному. У Николая Заболоцкого, однако, свое, особое место, в этом ряду. Существенным было то, по мнению Шошина В.А., что «на­ чало переводческой работы Заболоцкого почти совпало с началом его профессио­ нального творчества. Обычно начинающий поэт сосредоточен на своих собственных думах и чаяниях, замыслах, образах, рифмах. Своеобразие Заболоцкого проявлялось и в том, что его душа с юности находила в себе потребность дружески и творчески беседо­ вать с душами других, в том числе и иноя­ зычных поэтов. Важно упомянуть о том, что в ту пору, когда Заболоцкий начинал и развертывал свою работу переводчика, сущность ее ос­ тавалась еще и для самих переводчиков не­ проясненной. Иные из них шли на поводу иноязычной речи, упуская из вида, что они обращаются именно к русскому читателю, во всяком случае, русскоязычному. Вместе с тем нежелательна была и излишняя модер­ низация, в частности, средневековых поэтов, что также практиковалось». Николай Забо­ лоцкий в своих переводах народного эпоса, дооктябрьской классики и современных ему поэтов умело «преодолевал» все «прегра­ ды» и трудности подобного характера. Вдо­ бавок, он «выступил и как вдумчивый тео­ ретик переводческого искусства», сформу­ лировав его основные принципы в своих ста­ тьях. Так, он вчастности считал, что, посколь­ ку переводчик «служит делу дружбы наро­ дов», взаимное обогащение в области куль­ туры — его основная цель. Далее, он сове­ товал не пытаться переводить поэта, которо­ го не любишь и не уважаешь, и утверждал, что переводчик должен хорошо знать пере­ водимого им автора. Но главное, «плохой поэт не может быть хорошим переводчи­ ком», — писал Заболоцкий. Сам он к переводам грузинских поэтов «подошел, будучи родственен им. Созвучно традициям грузинской поэзии было и изоб­ ражение людей труда, которое в творчестве Заболоцкого становилось все более глубо­ ким. Поэт ощущал свою причастность к тру­ дам и заботам родного народа». Автор ре­ цензируемой книги подкрепляет свое мне­ ние о роли грузинской поэзии, в том числе и в оригинальном творчестве Заболоцкого многочисленными цитатами высказываний известных исследователей творчества поэта и его современников. В. Огнев, например, подчеркнул, что именно грузинская поэзия дала его душе созвучные ей образцы: Забо­ лоцкий в переводах с грузинского нашел, по его мнению, «некое синтезирующее нача­ ло», «грузинское поэтическое ощущение неделимости, цельности мира, цельности восприятия». А.В. Македонов видел в пере­ водах Заболоцкого, равно как и в его соб­ ственной поэзии, «закрепление и продолже­ ние героических, легендарных и реалисти­ ческих традиций эпоса, разнообразного фольклора, исторических поэм и лирики, от совершенно сказочных до как бы докумен­ тальных». А.И. Павловский отмечал, что его переводы дают верное представление об оригинале и в то же время являются факта­ ми русской поэзии. В самом деле, невозмож­ но, читая, например, «Спор человека с брен­ ным миром» Д. Гурамишвили, не вспом­ нить ранние поэмы Николая Заболоцкого, а «слушая» песню «Почему я создан челове­ ком» (перевод из Важа Пшавела), — класси­ чески чистые, пушкински-стройные стихот­ ворения позднего периода творчества поэта. Знатоки его, безусловно, с легкостью опре­ делят соотнесенность с совершенно конкрет­ ными оригинальными стихами Заболоцко­ го таких, к примеру, строк из Г. Орбелиани: Где теперь друзья былы е, Что во мраке этой ночи Вместе с нами пировали, Наши радовали очи? Нету и х ... ушли навек и ... Дни былые миновались, Никого вокруг не вижу, Только мы с тобой остались. ...(«Заздравный тост») Или вот этого стихотворения без назва­ ния Ильи Чавчавадзе: Пусть я умру — в душ е боязни нет, Лишь только б мой уединенный след Заметил тот, кто выйдет вслед за мною; 217