Сибирские огни, 2005, № 10

хивы публицист Вероника Кононенко, со­ общившая, что отец Павлика, «используя служебное положение, снабжал справка­ ми (считай: паспортными документами) бандитов, лесных братьев, которые гра­ били крестьян, а из зелёнки стреляли в крас­ ноармейцев», а Павел с матерью только под­ твердили на суде, что «видели, как Трофим брал за поддельные справки деньги, водку имясо...» Так что, какни крути, аПавлик всё равно получается не предателем, а героем — причем, в глазах идеологов не только со­ ветской власти, которой он помог разобла­ чить её скрытого врага, но и в глазах её ярых противников, ибо, свидетельствуя против представителя этой самой власти (а мы ведь помним, что отец Павлика работал предсе­ дателем местного Совета народных депута­ тов, то есть как раз и олицетворял собой эту самую советскую власть!), он делал практи­ чески то же самое, что начал делать впослед­ ствии своими книгами Александр Солжени­ цын — то есть разоблачал перед лицом сво­ их односельчан и всей последующей исто­ рии лицемерность и нечестность этой влас­ ти по отношению к простому народу! Вот иответил бытеперь, думая не о том, как «отмазать» от справедливой критики сво­ его учителя, а единственно о восстановле­ нии истины, поэт Игорь Тюленев на задан­ ный самим же собой вопрос: «Где ему быть?..» — в аду или же всё-таки в раю. Но постмодернизму истина не нужна, ему претит всё, что имеет какую-либо проч­ ную опору в нравственных, художественных, духовных или исторических координатах. И с этой точки зрения, Кузнецов, похоже, дей­ ствительно имел основания обижаться натех, кто критиковал его поэмы, уличая их в непо­ нимании основ Православия или же в откло­ нении от изложенной евангелистами реаль­ ной истории Христа, — он ведь и не соби­ рался следовать никаким канонам, посколь­ ку они для него попросту не существовали! Какие, спрашивается, могут быть каноны, если постмодернизм, как пишет всё в том же «Словаре культуры» В.П. Руднев, напрочь разрушил «неомифологическую оппозицию между текстом и реальностью, сделав не­ нужным мучительный поиск границ меж­ ду ними. Теперь поиск прекращён: реаль­ ность окончательно не обнаружена, име­ ется только текст». А над текстом, доба­ вим мы— фамилия автора, то есть именно то, что в художественной системе постмо­ дернизма как раз и является самым главным каноном, отменяющим и перечёркивающим все существовавшие ранее. Помните широ­ ко известное? — «Весь мир <...> мы разру­ шим до основанья, а затем...», «...и на об­ ломках самовластья напишут НАШИ име­ на...» — Это ведь тоже некоторые из разно­ видностей формул постмодернизма, провоз­ глашающие принцип самоутверждения за счёт полного разрушения (или принижения) существовавшей до этого этической или эс­ тетической системы ценностей. И с этой точ­ ки зрения просто нельзя не обратить внима­ ние на версификаторскую сторону поэм Кузнецова о Христе, которые оказываются созданными ну просто со сверхподавляю­ щим преобладанием самых что ни на есть примитивных глагольных рифм: «бежали — дрожали», «вошли — нашли», «коснулся — проснулся», «онемели — шумели», «умели — шумели», «играет — хватает», «глядят — улетят», «блестели — улетели», «упало — пропало», «полыхало — играло», «гля­ дел — не хотел», «оступился — разбился», «сошёл — возвёл», «разумели — шумели», «ХВАТАЕТ — НЕ ХВАТАЕТ» (!), «сказал — показал», «гремят — шумят», «пошёл — нашёл», «срывалась — одевалась», «задро­ жала — удержало», «удержал — лежал», «склонились — приснились», «гложет — не может», «наказать — сказать», «отвеча­ ет — скучает», «НЕ ХВАТАЕТ — ХВАТА­ ЕТ» (!), «стоят — блестят», «стоит — стучит», «не забудьте — будьте», «скры­ валось — давалось», «докатился — обра­ тился», «зияли — сияли», «задевали — це­ ловали», «поглядела — отлетела», «сгус­ тилась — спустилась», «полегли — потек­ ли», «преломился — явился», «сидел — гля­ дел», «замолчал — крепчал», — и так мож­ но цитировать до бесконечности. Но примитивные рифмы — это не про­ сто признак поэтической небрежности или профессионального неумения (уж в чём- чём, а в неспособности подобрать необхо­ димую рифму Кузнецова не заподозришь!), это — скорее всего, такой же «законный» вариант постмодернистского (или в данном случае: концептуалистского) «стёба», ка­ кой мы, к примеру, можем видеть в стихот­ ворениях Дмитрия Пригова («сбудется — забудется», «сбылось — забылось» и т. п.) и который является не чем иным как призна­ ком присущей методу европейского постмо­ дернизма «поэтики речевой всеядности» и служит для уже знакомых нам «опускания» и пародирования высокого уровня не толь­ 202