Сибирские огни, 2005, № 10

Мы подъехали к желтому домику в конце улицы. Нас встретил лай собак на цепи. Долго ждали у ворот. Наконец, на крыльце показался сам художник, малень­ кий, с длинными белыми легкими волосами. В холодной прихожей с разрисован- ными стенами за шахматным столом сидели женщина в теплом халате и темноли­ цый мужчина, которого Минсалим назвал доктором. Женщина принялась гото­ вить стол, а на ее место сел Минсалим. Женщина то и дело подбегала, живо ком­ ментировала ситуацию. Минсалиму, судя по всему, грозил мат. Я прошел в гости­ ную, где было тепло от калорифера, огляделся. Висело несколько картин, на одной из них улица Подгорья, мостик, дома в сумерках. Окна домов горели живым, насто­ ящим огнем. Минсалим, наконец, проиграл. Сели за стол. Художник и темнолицый мужчина оказались сверстниками: — Осенью пятьдесят лет исполнится, как мы пошли в первый класс! — возвес­ тил доктор. Они стали вспоминать школу. Доктор дошкольное детство провел в татарском селе, русский по отцу и по фамилии, говорил на родном языке с чудовищными ошибками. Мудрая мать-татарка переписала его на свою фамилию, чтобы дали за­ кончить школу. Художник родился в Тобольске, а потом с отцом-рыбаком кочевал по северам. Вместе с ними в школе учился Осипов, нынешний президент Российской академии наук. — Он Путина в Тобольск привез! Тому так понравилось, два раза на вертолете Кремль облетел. Сфотографировался на фоне картины вон его! — показал доктор на крохотного художника. Жена пожаловалась, что вот картину купили, а денег так и не отдали. Много картин пропало. Купили домик в деревне, пустили на зиму одну приличную семью, а те уехали, прихватив все полотна. Потом художник продал этот дом, а новый хозяин полотна выбросил. Больше всего художник жалеет баню: — Подписал договор, а не думал, что там про баню написано, думал, она моя. А он потом показывает: вот твоя подпись, что ты и баню за те же деньги продаешь. В общем, все как у настоящего художника: невнимание властей, обман, сры­ вы... Вдруг вспомнили про «завязавшего» историка. А мне почему-то милее пока­ зался слабенький, «незавязавший» художник. Проводив Минсалима, вышли по рас­ кисшей дороге к Иртышу. Прямо под нами кусок берега огорожен сваями-шпун­ тами, это была стройка века, уже XXI, — укрепление в районе скотомогильника. Художник с восторгом рассказывал, как повезло ему в свое время купить этот домик, ведь всю жизнь мечтал, и тут — как приснилось... А я видел неказистый домик за хлипким забором, мрачный склон, чахлые деревца, колдобины дорог и думал, что действительно, только взгляд художника может все это преобразить в исполнение мечты. В доме ко мне на колени вспрыгнула кошка с грязно-белой шерсткой. — У нее прямо страсть — на угле валяться, — объяснили хозяева цвет ее рос­ кошной шубки. У кошки оказались изумительные голубые глаза. Если верить в переселение душ, то глаза — из той жизни, она смотрела ими оттуда. Жена и доктор сели за шахматы, художник вышел в сени. Оставшись один, я вдруг обратил внимание на картину, висевшую в простенке между окон: одинокая избушка в заснеженном краю, дым из трубы, луна в облаках. Ничего особенного, но какой свет! На полу между шкафом и диваном я обнаружил то ли эскиз, то ли копию, и— никакого сравнения: краски жесткие, свет исчез. И когда я заговорил с хозяином о покупке картины и мне предложили копию (оригинал подписан и продан), я, есте­ ственно, отказался. Я уходил, а свет с картины манил, притягивал — и мне пришлось вернуться в дом дважды. Первый раз — за перчатками. Нашли только одну. Пройдя с одной перчаткой в кармане дом с источником, я обнаружил вторую у себя на голове, под шапкой. Я вернулся с вестью о находке, а шахматисты сказали, что хозяин пошел на берег искать перчатку. Фигурка на берегу страшного склона показалась издали осо­ бенно маленькой и одинокой. ...Уехал зоопарк. В обед тягачи забуксировали вагончики. И вот уже за окном на том месте, где они стояли, — пусто. Как не было. Вот и мне пора. Наступает череда 11 Заказ Hi 522 БОРИС КРИВОГОРНИЦЫН ж ИЗ КЛАДЕЗЯ МУДРОСТИ