Сибирские огни, 2005, № 10
деньги. Впору посетовать на свалив шееся когда-то на город «нефтехимическое» благополучие. В каждом сложном процессе происходят символические события. Для То больска таким событием стал пожар, уничтоживший деревянное здание теат ра. Да, существует новый театр, но он такой же, как и другие новые театры. Да, существует новый Тобольск, современный Тобольск, но и он похож на наши боль шие города, теряющие лица необщее выражение. Материалисты учили, что бытие определяет сознание. Сегодня этот тезис оспаривается, но несомненно, что с потерей старого Тобольска каждый из нас потеряет что-то очень нужное и ничем не восполнимое. Идеалисты утверждают, что миром правят идеи. И это не бесспорно, но почему бы не признаться честно, что мы живем плохо потому, что думаем плохо? И если в наших душах пустота, а хуже того — зависть, корысть, злое недоволь ство, недоброжелательство, если душа не слышит звона колоколов, если мы не дорожим своим прошлым, — мы обречены. Жаль город, который считает обузой старину. Жаль страну, которая счи тает обузой стариков, инвалидов, детей, которая устами одного из нефтяных королей прямо заявила, что надо наплевать на старшее поколение, его, дескать, не переделаешь. А надо ли? Теперь я знаю, как исчезла Атлантида. В понедельник лаборантка Оля набрала ее на компьютере и отпечатала. Редак тор пробежал текст глазами, двинул бровью: — Что ж, оставьте. К четырем часам меня отвезли на поезд. Мало мне было картины, я еще набрал копченой рыбы на вокзальном рынке. Жена одобрила обе покупки. Октябрь 2003 г. В Тобольск в этот раз добирался почти сутки. В Барабинске гололед, снег с дождем. В Омске сухо, но неуютно, неухожено; сразу за путями грязные заборы и стены. В Ишиме загрузились пограничники-лейтенанты. Поели китайской лапши, потом пили пиво до самой Тюмени. VIP-зал ремонтируется, я устроился в зале на жестком сиденье. Утром за окном вокзала рассветное небо — чистое, бесцветное, неживое. Озираюсь вокруг: ну и публика! Каждый второй похож на стародавнего алка ша. Черные одежды, тупые унылые лица. Словно отнесло на много-много лет назад, и кто с «мобилой» — прямо чудо. Менты забирают ребят с большими сумками для проверки. Рядом мужик в грязной джинсовой куртке и унтах говорит без выраже ния: «Всех подряд хапают! Нас бы, что ли, забрали». Пытаюсь в соседе-подростке угадать пол. Пальцы тонкие, но без маникюра ногтей, шапка надвинута на глаза, ни волос, ни ушей с возможными сережками не видно. Вдруг расстегивает куртку и свитер, лезет за пазуху. Почесавшись, снова все наглухо застегивает. По шаркающим шагам узнаю мальчишку-бомжа, знакомого с прошлой поездки. А вот еще один — с круглыми движениями ног, рук, тела. Вселился в вагон в утренней темноте, чуток поспал на верхней полке, оказавшейся тесной даже для моих габаритов. В Тобольске зимние пейзажи. Небо белесое, чистое. Под ним занесенные сне гом мелкие лесочки, болотца. Между заметенных путей ветер качает сухие бодылья. Показался Кремль на высоком откосе. Потом под нами свинцовый Иртыш, справа в крутых, слева в пологих берегах. Встретили двое ребят, повезли по заснеженной до роге в заснеженный город. Ветер нагнал облака, пошел снег. После занятий зашел к Минсалиму, тот встретил как родного, выскочил из-за станка, повел в свой «офис». Наутро шел мимо деревянных домов, многие стоят вымершими — на снос. Рядом мужики кладут кирпич особняков. Рабочие у Кремля строят арку, флажки развешивают. Я прошел к краю откоса, посмотрел вниз. Река еще жива, самоходка идет к пристани на другом берегу. Подошел благообразный нищий: — С праздником вас! — С каким? — Обретение Иоанна Тобольского. Подайте, сколько можете. Впалые щеки, изъеденные зубы. Рассказал, что из Казахстана еле выбрался, все накопления пропали. Дал ему пятирублевую монету. Читаю у заочников «Управление персоналом». Присутствующие территори ально и «по жизни» разделились на две группы: слева постарше, посолиднее, две
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2