Сибирские огни, 2005, № 10

ОЛЕГ ЧУВАКИН ИСКУШЕНИЕ Ивдруг наступаетдень, когда яперестаю интересоваться любимыми писателя­ ми, прекращаю вести наблюдения иписать в маленький, с пол-ладони, блокнот. Какая-то безумная радость, веселая ветреность овладевают мной. Проходит несколько дней. Мое новое чувство не улетучивается, а крепнет. Я обнаруживаю в себе качества, которых до сих пор не замечал: я рассеян, забывчив, глуп и вдобавок косноязычен. Я не помню, во что одеваюсь, как запираю квартиру, как иду по улицам, я не уверен, заходил ли вбукинистический магазин. Я перехожу дорогу на красный свет, имне, какдураку, сигналят торопящиеся шоферы. Я ошибаюсь автобусом и вместо своего микрорайона выхожу близ института с гордым, словно бы немецким назва­ нием: «ТюменНИИгипрогаз». Я забредаю внезнакомый квартал, мои брюки грязны до колен, а в сапогах хлюпает от февральских проталин. Я решительно ничего не помню, так что каждый мой шаг— это какое-нибудь открытие. Довольно странно, что вмоих руках книги— пятьили семь книг. Верхнийтом— настоящийраритет; но что-то подсказывает мне, что яне стану его читать, илистать не стану. Мне хочется оставить книги на скамейке, пусть люди сдадут их обратно вбукинистический мага­ зин или пустят на растопку; да, это варварство, но я хочу идти налегке, размахивая руками, взглядывая на солнце и щурясь. Кто поверит, что прежде для меня не было важнее дела, чем читать, а не читать, так писать (ведь одно с другим связано, как шнурки с ботинками)? Что ж, мне придется найти выход: жить, как яживу, очень опасно. Можно уго­ дить под машину, провалиться в глубокий колодец или поскользнуться и сломать ногу. Тут я понимаю нечто важное. Я понимаю, что не ради книг хожу в букинистический магазин. А хожу туда ради Али. И это давно так. С первого дня, с первой минуты. Какой я пустой, слепой человек! Тугодум! Но итугодумыдокапываются до своих чувств. Тугодумы, в сущности, упертые люди, и своего добиваются— медленно, но верно. Значит, Аля. Мне нравится ее мальчишеская внешность, расклешенные брюки, короткая стрижка, упрямые узкие брови, ее прямая спина, широкие плечи, настороженные серые глаза, большой рот; мне нравится, как она медленно произносит имя Анны Георгиевны. Еще Аля красиво, продолжительно удивляется: «Да-а?» Она выговари­ вает это «да» так, будто в нем по крайней мере четыре слога, и у каждого слога своя нота. Это целая мелодия в несколько тактов. Имне нравятся Алины очки. Влегкой, какпаутинка, оправе, с тоненькими пла­ стиковыми стеклами. «Господи, — думаю я, — какая она умная вочках!» Кажется, я отдельно влюблен вочки. Но я готов любить Алю и без очков. И вообще без всяких условий. Любить за что-то нельзя: то не любовь, а расчет. Да что там! Я готов допустить, что Аля читает любовные серии «Панорама» или «Шарм». И смотрит телевизионные ток-шоу и мыльные оперы. На самом же деле ни о чем таком я не думаю. Я знаком с одним влюбленным, узнавшим только после свадьбы, что его невеста неграмотна. Ну и что? Зато он ее любит. Он ведь не учительницу русского языка вдом привел, ажену. Анна Георгиевна деликатно покидает магазин, и я путано объясняюсь Але. Я чувствую, как у меня краснеет то правая, то левая щека; яточно подаю сигнал. Аля, заслонившись ладонями, взволнованно, молча мне кивает, и за белыми пальцами я вижу пунцовый лоб. Месяц спустя яведу Алю по ковру в загсе. Торжественно одетые родственники, обручальные кольца, тяжелые букеты цветов, пробки шампанского, стреляющие в 130