Сибирские огни, 2005, № 10
Кругом все вдоску честные и порядошные! А ты, душка, самая порядошная, самая правильная! У тебя все вшколе списывали, да? Круглая отлишница была? — У меня проездной. Я чувствую, что краснею, будто провинилась. На нас с кондукторшей смотрят: сзади, с сиденья, седой мужчина в сером пальто, с серыми усами— мужчину хочет ся раскрасить, — и спереди держащийся за поручень ражий парень с кубической фигурой, невысокий, словно быпридавленный, вобщем, страшноватый парень. Вот такие парни на меня итаращатся. Глядят, какна собственность. — И не стыдно? По-твоему, не нужно билет предъявлять? — ухмыляется от моих красныхщеккондукторша. — Главное, чтобы он был, — краска вдруг сходит с моего лица, а пальцы холо деют. — Выпендриваешься? Думаешь, управы на тебя нет? Все показывают, а она не показывает! Проездной ей лень достать! Да нет у тебя его! Проскользной! Я молчу. Мои пальцы совсем холодные. — Хорошо же... — бормочет в нос кондукторша. — А ну посторонись! Посто ронись! — кондукторша протискивается ккабине водителя. — Паша! Паша! — пере крикивает она рокочущий и стучащий двигатель. — Тормози автобус! Безбилетни ков будем высаживать! Зайцы у нас! — Зайцам не место вавтобусе, ведомом ударником капиталистического труда, чей труд неоднократно отмечен высокими инизкими стаканами! — выдыхает в мик рофон шофер. Автобус съезжает на обочину. Стоящие пассажиры откатываются вправо, кре нятся и валятся на сидящих. Голос водителя трещит вдинамиках: — Покуда зайцы не заплатят, не поеду. Армейский принцип: все за одного! Он глушитдвигатель. — Тыдавай, в игрушки не играй, — говорит сзади седой мужчина. — Совсем молодежь разболталась. Плюете на окружающих! Я, не поворачиваясь, объясняю седому, что плюю не я, а шофер. Не яостанови ла автобус, а он. Шофер унижает вас, развлекается издевательством. Выбоитесь его, какбоятся тех, от кого зависят. (Мой голос твердеет, каменеет). Выунижаетесь, пота каете шоферу. А я— подходящая мишень для трусов. — Почему мыдолжны показывать билет, аты не должна?— растерянно спра шивает седой. Своих слов у него нет, он повторяет за кондукторшей. — Ивы не должны!— кричу я.— Очнитесь! Никто не обязан унижаться! Запла тили— так пусть вас везут! Выже люди! Вы не материал! Ражий парень расталкивает пассажиров. Он не пробивает путь боком, не гово рит «извините, простите», аломает человеческую тесноту широкой грудью. Я пред ставляю, как влесу он застрял бы меж сосен. Сосны приходят мне в голову потому, что лицо у ражего цвета и вида сосновой коры. Я смотрю вмаленькие глаза нахала, посаженные тесно, ксамой переносице: они вкрасных прожилках ислезятся. Кулак ражего пахнет вялеными чебаками. Я нюхаю кулак, а смотрю в красные глаза. Пассажиры молчат. «Зло заразительно, как грипп, — говорит мой философ. — Наказывать, обязательно наказывать». Кулак ражего медленно разжимается, и я вижу, как на сгибах ладони, словно в протоках, скопился грязный подвижный пот. Другая ладонь появляется не сразу: ражий отдает кому-то бутылку с пивом. — Ну, подружка, мне самому достать твой проездной?— харя наклоняется. — Слышь, а тыдевочка ничего! Штраф и пиво— с меня. Столкуемся? — Иди с шофером столкуйся, — отвечаю я. — Ах! — по-бабьи вскрикивает ражий и выпрямляется, какот удара. — Тебе следовало быдоверять мне,— говорюя, ногтями вцепившись в сиденье и в сумочку. — Слышал про философа Махлеева? Умнейший человек. Он знает все про автобусные билеты. И о твоем будущем знает. Мы сегодня говорили о тебе. 127 ОЛЕГ ЧУВАКИН i& kjl ИСКУШЕНИЕ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2