Сибирские огни, 2005, № 10

Шура, едва взглянув наменя, опустила голову, стала быстро-быстро перебирать бумаги и даже не ответила на мое бодрое: здравствуйте! Здесь? стараясь не спешить с выяснением отношений с зазнобой друга, какможно мягче, спросил я. Но Шура вдруг протянула мне какую-то бумагу, молча, с холодком во взоре. Непроизвольно явзялее. Вглазах мелькнули буквы: справкадана... Вот она, заветная! Камень свалился с плеч, ирадость где-то таившаяся, встряхнуламеня. — Не обижайся, Шур, на меня дурачка. Погорячился я прошлый раз. Разжег меня твой начальник. Итут приоткрыласьдверь, выглянул из-за нее Хрипатый, видимо, услышавший мой говор. Глаза его сделались еще злее, чемтогда, при нашей перепалке— истинно зверские. Когда-то влесной чаще подстрелил яволка. Стакойже злой яростью смот­ рел на меня раненый хищник... Я даже обомлел и осекся, не договорив. А Погонец скользнулвзглядомдальше иглухо прохрипел: — Тымне сводку подготовила?— Это он Шуре. Иона засуетилась с заметным испугом, захватала бумаги. Понял я — уходить надо. Замириться с Шурой можно и в другом месте, а с Хрипатым говорить не о чем. 3 Задуманное не давало покоя. Так и этак обкатывал я в мыслях свою тайную затею: тревожился, сомневался, горел нетерпением, вновь отступал, и всякий раз острота обиды пробивала сторожок совести, как шило пробивает ткань мешка, и мало-помалу, исподволь, вязался план мести. Но никому, даже лучшему другу Паше, не открылся я вопасной задумке. Ивсубботний вечер, впервые после возвращения из города, пошел на танцы. Подваливала сенокосная пора, жаркая ипо погоде, и по труду, имолодежь уры­ вала момент: гуляла с потемок до петухов, а кто миловался — и до рассвета. Не многие могли усидеть дома встоль окрутные весельем вечерки. Сначалаяхотел зайти кПаше ис ним заявиться напляски, но раздумал, перело­ мил то ложное чувство постыдной вины, что томило меня в провале Катюхиного позора, и пошел один. Сумрачно, душно, хмельно, неспокойно. Мысли уносятся вбесконечность, тают, не находя зацепки. Гармошказовет, ласкает слух, нежит сердце... Утонули вломовом веселье все звуки: голоса, смех, переливы плясовой. Подо­ шел якгульбищу незаметно, таясь за плетнем, осмотрелся. Федюха Сусляков сидел на табуретке, рвал в широкой растяжке меха гармоники. В кругу неразбериха — отплясывали «полечку». У прясел и на бревнах кучки молодежи. По возрасту, по дружбе, по соседским близостямсошлисьони вразноголосье веселья. Слева ребята с нашего, приозерного края. Среди них, крупнее всех, Паша— мойдруг. Раненько при­ летел, аяколебался: идти кнему или нет. Спокойно, даже враскачку, пошел кним. — Стрелец появился! — заметил меня первымАндрюха Куликов. Ребята обер­ нулись, аПаша зацепил рукой за плечи. — Управился со своими делами?.. Думалось: стоит мне появиться натанцах, каксмолкнет гармошка, остановится круг, и все будут смотреть наменя. Кто с ехидцей, ктосо злом, кто влюбопытстве, кто равнодушно... Но ничего такого не произошло. Суслик, видимо, не заметил меня или специально, понимая важность момента, все так же лихо выкручивал меха гармош­ ки, абившиеся впляске парни идевчата и вовсе держали взгляддруг на дружке, и не до меня им было. — Учиться собрался, вгород? — А куда еще? У Стрельца голова ни чета твоей: на одни пятерки вшколе шпа­ рил, атынатроечках ехал... Разговор, улыбки. Я не отвечал, пожимал руки друзей, и легчало на сердце, и светлело. А вскоре и гармошка, рыкнув, затихла. Поднялся Федюха с табуретки, по­ ставил на нее свою трехрядку и к нам. 111 ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО