Сибирские огни, 2005, № 10

ЛЕВ ТРУТНЕВ МОЛОДО-ЗЕЛЕНО Ветер сразу переменился, покрепчал. Гром стал поигрывать за окоемом мягким рокотом, хотя молнии и не было видно. Поняв, что от грозы не уйти, я стал присмат­ риваться кближнимлескам, определяя место, где можно будет спрятаться от дождя. Расплылисьдали, заливаемые белесым обвалом отяжелевшей тучи. Проколеба- лись волны степных запахов— коротко, разрозненно, еще горячие, сухие, оттесняе­ мые накатом колодезного холода. Потянуло сырой стыньютаявшего льда, распира­ ющей грудь свежестью, тонкой наволокой распаренной зелени, и блеснули загуляв­ шие по тучевому росплеску сполохи скрытой в завесе дождя молнии, и трескучий взрыв сотряс воздух. Кинулся я под березы, осевшие низкой листвой вдоль опушки густого леса, и прижался кшероховатой, еще теплой коре одной из них. Дерево вздрагивало, и мое разгоряченное тело чувствовало эту легкуюдрожь, будто прислонился я ни к березе, а кживому существу, и вроде слышалось, как под корой, по трубочкам-жилкам, течет некая земная сила. Мягкий шум накрыллес. Поверху покатился вихрь тугого ветра, и дерево зака­ чалось, ощутимо прогибаясь, иные, неуловимые, звуки стали чудиться в ее тверди. Мигом ударил водяной вал втрепетную листву, прошил, заливая, все пространство лесной чащобы, закручивая свои холодные струи вокруг кряжистых стволов берез, неистово клоня и раздвигая молодую древесную поросль, ивняковые кусты, и уже не шум, а низкий густой гул поплыл вместе с ярившимся ливнем. Лишь грохот грома глушил все, да прожигала слепое пространство тонувшая в плотном обвале дождя, шальная молния. Уберечься в сухости от такого нахлеста воды и ветра, даже плотно прилипнув к шершавому комлю вековой березы, невозможно, и почти сразу, как только туча осела налес, потекла по моей голове на спину и грудь холодная мокрота, и дальше вниз, к пояснице, и я задрожал в ознобе, как приютившее меня дерево, заежился, пытаясь утопить эти струйки вткани пиджака и штанов, и какое-то время это удавалось. Но лило до того плотно, что, казалось, не ливень затопил простран­ ство, а сплошной водопад— оторвись от земли и понесет злой поток неведомо куда. Даже ближнего дерева не было видно. В короткое то время вроде и не думалось. Все сознание, все ощущения были подчинены этому шуму, грохоту, вспышкам света, холоду, мокроте... Время остановилось, душа замерла. Это состояние заколебалось лишь тогда, когда грозовой гул стал удаляться, проклюнулись в общем сливе тугие строчки дождя, проступили в пленке откатывающейся воды ближние деревья, за которыми затерялись отсветы молний. Посветлело. Заискрились блестками дождин­ ки, убегая за тальниковые кусты, обнажился лес, тихий, сырой. Остро запахло лесной подстилочной прелью, березовым корьем, зелеными листьями. Откуда-то потянуло теплой сухостью. Сверху дробно посыпались скатывающиеся с листвы капли, разби­ ваясь на мелкие брызги, и все в лесу потонуло в блеске игры выбившихся из-за окудрявленных тучевых отрепышей размашистых лучей солнца и хрустально чисто­ го водяного севца. Ежась от окропляющей лицо мжицы, я выскочил из-под кроны приютившего меня дерева и, прислушиваясь котдаленному гулу грома, угнавшего чернильно густеющую тучу за дальний лес, побежал к большаку по захлебываю­ щейся от избытка влаги траве. В сапогах захлюпало, и одежда прилипла к телу в обтяжку, зазнобила. Но после такого ливня надежды на попутку не осталось, и я пошел краем шоссе, меся липкую глину. Далекой и давней казалась мне родная деревня, отгороженная от привычных представлений валом городских событий, хотя и прошло-то всего пять дней, как я ушел из нее. По-иному, с иной стороны, иными чувствами, иным сознанием окинул я деревню, живую, в кружевах быта, в дивных сложностях людских отношений, и потянулся мыслями в ту глубину, в те тайны, и шел отреченно долгое время, пока сапоги мои, совсем раскисшие, облепленные вязкой глиной до пудовой тяжести, не заиграли на ногах, сползая со ступней вбок. Очнулся я иокинул замутненную сумер­ камидаль, и за ближнимлесом разглядел сереющие крышидомов Ухановки. Одежда моя, хотя и подсохла немного, отлипла от тела, но все еще была влажной, а штаны выше колен пропитались грязью и брезентово шелестели. Оставаться на ночь всы­ рой степи— губительно, и я заторопился, сутулясь и корячась, чтобы удержать на ногах разбухшие сапоги, слабея больше и больше в тугой неподъемности изму­ ченного тела. 98