Сибирские огни, 2005, № 2

молоко, попадись оно ему на глаза. А когда он вздыхал, на далеких Багамских остро­ вах осыпались, наверно, яркие лепестки диковинных цветов... Я не вынес этого, устроил Тимульскому еще один кредит, уже беспроцентный даже. (Или это ссудой называется?) Денег хватило, чтобы погасить долги. А остаток— я уже начинал понимать это — надо было скорее пустить в оборот. — Сумеешь распорядиться с умом? — напрямик спросил я Тимульского. — Знаешь, старичок, я, наверно, все-таки больше... творческая личность... фо­ тохудожник ... Коммерсант из меня пока еще, сам видишь, слабенький... — ответил он тягуче и с таким вздохом, будто признавался в каких-то диких извращениях. — Давай я человечка найду, который в этом силен. Ладненько? «Человечек» оказался еще одной родственницей Тимульского — клан попол­ нился пятым членом, заместителем директора по коммерции. Эта только что вышед­ шая на пенсию (с должности заведующей торговой базой) тщетно молодящаяся дама курила беспрестанно самые дорогие сигареты и почти не выпускала из рук телефон­ ную трубку (писатели в родную организацию никак не могли прозвониться), с кем- то она разговаривала игривым тоном молоденькой секретарши, на кого-то погро­ мыхивала. Но от ее заигрываний и погромыхиваний деньги не стали прирастать. Таяли... Сказав об этом очевидном факте Тимульскому, я сразу стал врагом всего клана, будто покусился на светлую мечту о Багамах... В чаду одолевших меня бессонниц чуял я, что все рушится: сплошной мани­ ловщиной оказалась наша с Тимульским затея, не будет тропических островов — хрен с ними! — главное, не будет книг, поверившие мне было писатели назовут меня треплом. Последнее казалось самым страшным. Даже водка забвения не дала. После двух дней мрачного пьянства невидимые стальные обручи до хруста сдавили мою грешную голову — «скорая помощь» еле отходила меня уколами. Измотанная свинством моим Елена сказала мне напрямик: — Бросай эту поганую работу, или мы разводимся! — Хочешь, чтобы меня треплом назвали? — взвился я. — Назовут— значит, заслужил. — От тебя никогда ни помощи, ни сочувствия! — Не ври. — А я и не вру! Вот когда меня на приеме в Союз писателей прокатили... — Вспомнил! — Да, вспомнил! Не забывал... А когда мне рукописи из журналов и издательств возвращали, ты говорила: наверно, у них получше стихи есть! — Так я же хотела, чтобы ты написал такое, что не вернут. — Да? А каково мне было — думала?.. У меня ведь руки опускались! — Как сейчас? — Сейчас еще хуже! — Если б опустились — рюмку бы ко рту не поднес. — Ну, ты ... жестокая! Мне жить не хочется, а ты!.. — А я хочу, чтобы ты жил... — Треплом? — А кто виноват, что ты с этим Тимульским связался? У него ведь глаза неудач­ ника, как ты не видел?.. — Значит, я виноват? — Свою вину тоже надо уметь признавать... Я ушел, хлопнув дверью. Выскочил, как ошпаренный, с тяжестью каменной на душе. Затаившаяся, как всегда во время наших стычек, Машуня на этот раз не успела выйти в прихожую, чтобы безмолвно проводить меня. Та «пешая прогулка» по Томску мне памятна... Был конец апреля, но весна выдалась затяжной— снег едва стаял, но снова откуда-то поналезли тяжелые низкие тучи и стали хлестать колючей холодной крупой. Я шел, сутулясь и морщась от этого 85 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ