Сибирские огни, 2005, № 2

АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ Размышления мои прервал сиплый голос, тщательно, но как-то бесцветно выго­ варивающий: — Купите лирику... Стихи о жизни... Автор перед вами... Я обернулся и увидал старика, больше половины лица которого укрылось под клубящейся белесым дымом бородой, но, словно восполняя это скрадывание, буг­ ристый нос незнакомца мощно выдавался вперед, и глаза под толстыми линзами были неестественно увеличены и печальны. На солдатскую похожая ушанка, утеп­ ленная, но довольно-таки замызганная синтетическая куртка и боты типа «прощай, молодость»... — Стихи купите в дорогу... Автор перед вами... — в голосе старика ни печали, ни радости, ни желания даже быть убедительным для лучшей реализации своих книг. Ничего парнасского не было в облике старика, но в руке он действительно нес щепоть тоненьких книжек, а другой рукой держался за широкую лямку перекинутой через плечо обшарпанной сумки из искусственной кожи, где, понял я, таких же кни­ жек немало. — Стихи ожизнимоей... Недорого... Лишь «версификаторской солидарностью» движим, вынул я из кармана мел­ кую купюру и отдал старику в обмен на книжонку, изданную, судя по всему, в какой- то захолустной типографии, даже название на обложке пропечатано блекло. Но про­ честь все-таки можно: «Моя жизнь». Солнечным зайчиком просверкнула благодарность в огромно-печальных гла­ зах старика. — Читайте на здоровьице... Здесь все правда, как было... — и пошел дальше по вагону, и За дверью тамбура скрылся, так и не заинтересовав больше никого своим «товаром». Я открыл книжку... Ясно. Махровая любительщина... А ведь наскреб где-то денег на издание, может, последние вещи продал. Жалко старика, он, видать, думал хоть этим в памяти людей остаться... Спрятал в рюкзак стариковскую «Мою жизнь», достал том Оруэлла, но читать не смог— мешал громкий разговор двух теток, сидящих за моей спиной. — Ограбила нас Россиюшка ровная! — причитала одна, словно пела страда­ ния. — Всю-то жизнь мы на нее мантулили, жилочки вытягивали, а она без всего нас и оставила!.. — Так не страна же, а правители виноваты,— рассудительно поправила другая, чуть вроде голосом помоложе. — Ленина охаяли, Сталина кровопийцей выставили, Хрущева — дураком, Брежнева — вором — всех они дерьмом измазали, а сами только горло драть и научились! — Кабы только горло драли, так ведь с нас последнюю шкуру дерут! — попра­ вила так же нараспев старшая товарка. — Каждый народ достоин своего правительства, — веско вставил сидящий че­ рез проход цветущий мужчина в пыжиковой шапке, новехонькой дубленке, в распа- хе которой красовался ярко-красный вязаный шарф. Тетки, похоже, сомнительный штамп этот раньше не слыхали, смолкнув, об- мыслили его с уважением, но старшая все же не согласилась. — Ой, а народ-страдалец чево страмить? — пропела она патетически. — Наро- ду-то нонче горше горького!.. Я вон на книжке кровные копила, мозолями добытые, считала их, пересчитывала, радовалась: и на похороны хватит, и на поминки, и кой- чего детям да внукам останется... Ну, и где мои тыщи теперь?.. — Ну, так давай, подруга, поживем еще, помирать уж больно страшно... — откликнулась Рассудительная. — Слыхала я, стариков для экономии не в гробах уже стали хоронить, а в мешках полиэтиленовых... — Так дерево всегда в цене, теперь особенно, — со знанием дела заметил цвету­ щий мужчина. — Ой, лихо мне! Как же в мешке-то лежать? — выдохнула надрывно Поющая. — Кто-то нахапать успел, нажраться в три горла, кубышки набить, а кого-то — в полу- этилене? 76