Сибирские огни, 2005, № 2

АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ «Ш у , ШКОЛА ЛЮБВИ Однако, как ни пьяны были, а весь строевой лес повывезли: корысть в вине не тонет... Да черт с ними, с бревнами, подумал я, строить все равно ничего не собираюсь, а вот зачем они все так испохабили тут?.. Над участками, похожими на поле жесточайшего побоища, с надрывной печа­ лью кричали чибисы, и мне заплакать даже захотелось. Потом злость взяла, сердито повернулся к Елене: — Ну вот— твоя затея! Ради жалкого пучка редиски такая тут красота загублена! Сказал — и сразу пожалел. Губы Елены подрагивали, глаза жалостливо щури­ лись. Никак не меньше моего потрясена и огорчена она была. Все-таки слишком часто я несправедлив к ней... Шуткой пытаясь замять свою несправедливость, бездарно перефразировал Маяковского: «Через четыре года здесь будет пышный сад!..» А сам подумал: черта с два, четыре года здесь только завалы расчищать! — Мы с тобой, Костя, будто первопоселенцы Сибири, — улыбнулась Елена, благодарная все же моей неуклюжей шутке. — С какого конца начнем? — А хоть с какого — конца не видно! — это сказал я уже не сердито, бодро даже, вдруг ощутив, что руки просят работы, повинуясь мозговому импульсу, порожден­ ному почти безотчетным желанием как можно скорее сделать хоть что-то, чтобы не так безобразен был вид варварски испоганенной местности. Настроение мое поднялось и от шустрых лучей раннемайского солнца, и от гвалта ошалевших в любовной истоме птиц, даже крики чибисов не казались уже столь надрывными. А когда запалили мы высоченную кучу древесного сора, и вовсе весело мне стало, детство вспомнилось, костры на пустых зыряновских огородах... На расчищенном пятачке вскопал я землю под первые грядки. Тяжелая работа не злила — разогревала, вот и разделся, копая, по пояс, мышцы мои бугрились от напряжения, и мне было приятно ловить частые взгляды Елены, слова ее недавние вспоминались: «Мы с тобой, как первопоселенцы Сибири...» Нечто мощно-дрему­ чее, сугубо мужичье, клубилось во мне... А когда Елена стала проводить щепочкой ровные поперечные бороздки на гряд­ ках и, низко нагнувшись, упрятывать в них загодя припасенные семена редиски, петрушки, укропа— уж тут я отбросил лопату, не в силах сдерживаться, повернул к себе чумазое от сажи и лесного подзола лицо Елены и к губам припал порывисто. — Тебе голову напекло, Костя? — радостно и в то же время грустновато засме­ ялась она. — Люди ведь кругом! Учительницы из нашей школы, ученики... Да, не одни мы были. Наш дачный кооператив «Пчелка»— учительский. (Елена к тому времени уже лет семь как из института ушла, преподавала физику в школе). На соседних участках вовсю кипела работа— нужда толкнула малоимущее учитель­ ство к земле. Голоса перепархивали, смех... Не уняв накал свой внезапный обзором соседних соток, предложил я Елене: — А давай спрячемся! Тут в лесу тоже бурундук живет... — Какой бурундук? — не поняла сперва Елена, потом во взгляде ее будто маре­ во затрепетало. — A-а, вспомнила... Шальной ты, Костя!.. Милое дело входить зимой в дачную электричку: ни ора, ни давки, ни работы локтевой... Летом-то вагоны как в гражданскую войну штурмуются, а тут я, будто барин в «первый класс», вошел не спеша. Правда, баре с рюкзаком и лопатою не ходят. Да и вагону электрички до «первого класса», как до луны,— грязный, с ни разу, наверно, не мытыми, кое-где побитыми стеклами, с матами и махровой банальщи­ ной, выцарапанной и вырезанной на темно-желтых от потрескавшегося лака скамь­ ях. Сел я на одну такую, а на противоположной скамье увидал в сумерках... труп. Скрюченное маленькое тело покрыто грязной дырявой тряпкой, которая, воз­ можно, когда-то была одеялом, из-под нее только желтый лоб виднеется да острый нос торчит, ну и космы еще спутанные и серые, как чердачная стекловата. Старуха... Покойница... В ужасе я чуть было не сцапал кого-то из проходящих за руку, но тут острый желтый нос сморщился, и старуха чихнула, открыла водянистые бесцветные глаза, 74