Сибирские огни, 2005, № 2

— Неужто клещей не побоишься? Весной их в межениновских лесах тьма. Тебя дожидаются. Уж я-то знал Еленину боязнь, точнее, страх панический перед клещами: из-за них она в лес до осени не заходила. Это после того, как в один год умерли от клещево­ го энцефалита сразу два наших сотрудника по кафедре. Мужики в самом соку, а от козявки еле заметной погибли!.. Раньше Елена столь пугливой не была. В студенчестве, помнится, когда про свой угол и квартиру еще не думали, но были уже предельно, верней, запредельно близки, уходили мы весной, чуть пригреет по-настоящему, в ближайший лесок, за Потаповы лужки, выбирали место посуше и поукромней, стелили одеяло... Еще бы нам тогда о клещах думать! Да мы и птиц-то, по-весеннему горластых, начинали слышать лишь тогда, когда ненадолго размыкались наши объятия, умиротворялись тела и души. В одну из таких минут Елена, помнится, шепнула мне: — Вон какая-то зверушка красивая на меня смотрит... а я голая... С ветки черемухи, еще безлистой, но с мучительно набухшими, вот-вот готовы­ ми выстрелить зеленью почками, глядел на нас темными бусинками глаз любопыт­ ный бурундучок. Горячая волна желания вновь захлестнула меня. Я укрыл Елену собой от глаз-бусинок забавного зверька. И ведь ни один клещ нас тогда не трогал! Кто хранил? Или — что?.. Елена, при напоминании моем об этих злокозненных насекомых, сникла ненадолго, потом упрямо сверкнула карими глазами: — А я буду голову косынкой повязывать, обсматриваться почаще!.. Друг друж­ ку будем обсматривать... Едва сошел снег, приехали мы в Межениновку. Вдвоем, Машуню из-за клещей брать не решились. Как раз в ту пору написал я первые страницы вот этого «сумбур­ ного романа», так уж совпало... Отрываться от машинки и трястись в утопшую в весенней грязи деревню мне, понятно, совершенно не хотелось. Ехал — мрачен. Подниматься настроение стало, когда, преодолев жирную глину безымянной меже- ниновской улицы, вышли мы к набирающему зелень лугу, пошли сперва через него, а потом через лес, по выложенной бетонными плитами дороге. Да и как не поднять­ ся ему, если день — яркий, улыбчивый, промытый до блеска весенними дождями, малость пообсохнуть успевший... Тугой чистый воздух звенел от щебета, свиста, писка ошалевших от радости птах. Много лет не слыхал я таких птичьих концертов, в детстве только, в Зыряновске, когда поднимался чуть свет, тайком от родителей шел с самодельным луком на «охо­ ту» и забывал о ней напрочь, заслушавшись... Идя через луг, через лес межениновский, поймал я себя на мысли, что далеко не всех птиц узнаю по обличью— тут какие-то и вовсе диковинные расцветки встреча­ ются! — и по голосам узнаю лишь немногих: вот это чибис, лишь он плачет, ликуя, это, кажется, хохлатая свиристель попискивает тоненько, это бекас в пикирующем полете «поет хвостом» — будто ржет вдали конек-горбунок... Ну а это кто так зали­ вается? Не знаю. Стыдоба, а еще писателем зовусь... На участке мое настроение снова испортилось. Когда мы были здесь осенью, при дележке, тут лес стоял: осины полыхали жарко, сквозили желтизной меж ними березы, а хвоя сосен и елей на их фоне казалась еще темней, строже. Я тогда полный полиэтиленовый пакет опят умудрился даже собрать за несколько минут... Знал, конечно, что лес этот теперь обречен, но надеялся, что не будет тронута хотя бы чета огромных елей у проселочной дороги, уже за границей участка... Обе ели уничтожены были варварски. Одну, похоже, с кабины бульдозера спи­ ливали бензопилой, потом ножом того же бульдозера комель выкорчевали и оттол­ кали за дорогу — там он и встал под углом к земле, будто гигантская пушка — в два обхвата стволище, не меньше. Другую ель, чуть потоньше, ближе к земле спилили, а пень бульдозером лишь опрокинули, задрали, в нарушение природной интимности безобразно обнажив кривые мощные корни. А на участке моем таких пней полувы- вороченных— десятка два, если не три, да еще завалы коряг, сучьев, веток — жуткая картина. Вряд ли здесь трезвые орудовали, а то ведь, как ни будь они черствы, все равно бы дрогнуло сердце. 73 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ