Сибирские огни, 2005, № 2

себя и для того неведомого, кто через много лет случайно найдет мой убогий на вид свиток, бережно развернет его и забудет над ним о времени. Но где ты, щеты, Калли­ опа?.. Тяжко дышать... В Томах они завершились, но начались-то мои метаморфозы еще в Риме, со встречи с Коринной. Правда, там еще всякое бывало. Как недобродившее вино бур­ лит мутью, так и любовь моя первая и последняя не сразу чиста и прозрачна стала. Догадывалась ли Коринна, что безумная страсть влекла меня когда-то к юной ученице моей Перилле? Наверняка догадывалась, но, мудрая, виду не подавала... Перилла... Какой ты стала за эти годы? Теперь ты в самом расцвете женственно­ сти, а пришла ко мне юной совсем, угловатым подростком еще. Я помню, как часто вспыхивали румянцем смущения твои щеки, как порой проблескивали отчаянные слезы в глазах цвета морской волны, когда я называл какие-то из твоих ранних стихов слабыми. Сколько начинающих поэтов мечтали пройти выучку у Назона, но всем я отказы­ вал. А тебе отказать не смог. Я даже сам разыскал тебя, когда случайно попали мне в руки твои полудетские строки. Через много лет я вспомнил об этом и написал тебе с этой неласковой Скифской земли, омываемой семиструйным Истром. Нашло ли тебя мое послание, Перилла? Если нашло, ты, конечно, улыбнулась, читая, как я называю себя «отцом», «вождем», «судьей»... Однако надеюсь, что улыбка твоя была — доб­ рой, задумчивой, что не попомнила ты мне сердито затмение разума моего. А если и вспомнила, как цепко я хватал твои нежные руки, как целовал их, как жадно вдыхал солнечный запах твоих светлых кудрей, как молил хотя бы одним поце­ луем ответить на мой порыв... если и вспомнила это, все же надеюсь, что воспоми­ нание не омрачило чела твоего. Хочу, чтоб ты знала: теперь я думаю о тебе лишь с нежностью, гордостью и верой, что и тебе, как моей Делии, сумел передать я части­ цы своей души, что «если тот же огонь в груди у тебя сохранится, Лесбоса лира одна сможет тебя превзойти». (Имеется в виду жительница острова Лесбоса поэтесса Сафо. — Прим. автора.) Перилла, милая девочка, старый поэт Публий Овидий Назон и поныне благодарен тебе до слез, что не ответила ты тогда на мой безумный порыв: не оттолкнула вовсе, не осмеяла, а тихо сказала, что, зная историю Сафо, ты, если и полюбишь кого по-насто­ ящему, то человеком этим будет женщина. Только вот тревожусь: неужто не познаешь ты любви истинной, поднимающей над землей в роковой сцепке две разнородных стихии, такой любви, которую познал я, когда жизни уже почти не осталось? Если б снова жить, совсем иной была бы моя «Наука любви». Если б снова жить... Темень-то!.. Будто фиолетовый мрак клубится вокруг меня. И воздуха не хва­ тает... Да куда же запропастился этот битый рыжий кот? Немудрено, если опять ему сегодня достанется. И поделом!.. A-а, ты, оказывается, здесь, Пеант? Я-то тебя косте­ рю... Не слышал, когда ты вошел. Давно, говоришь? Так чего ж ты не зажжешь светильник? Темень такая... и этот туман... Ты ведь знаешь, как я люблю свет. Ну, вот и загорелся наконец фитилек из камыша в бронзовой чаше потемневше­ го от копоти и времени светильника. Клубящийся туман трусливо отступил, забился в углы. А дышать все равно тяжело. И знобит. Ну, чего ты на меня уставился, Пеант? Да живой я еще, живой!.. Ты лучше подбрось-ка дров в очаг и налей мне вина, чтоб изнутри согреться... А все-таки здешнее вино, Пеант, по вкусу сильно уступает нашему, наверно, гораздо меньше солнца успевает впитать виноград. Видишь, я и допить его не могу. Допей-ка ты мое вино, в твое брюхо по-прежнему много входит... Вот так! И губы толстые вытри ладонью, как всегда делаешь. А то и глаза, и губы мокры... Слушай, Пеант, а шишка твоя, похоже, стала меньше. Ах, ты ее, оказывается, лечил! Прикладывал кудель, смоченную мочой, и медный котелок?.. И не знает кру­ тобедрая соседка, на какие муки тебя обрекла! Да не надувай ты губы, старина, я же вовсе не зло смеюсь. Если разобраться, котяра, так пострадали мы с тобой почти за одно и то же: ты дал волю рукам, я — словам и мыслям. Вот и ттолучили по заслугам! 69 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ