Сибирские огни, 2005, № 2

ахейских воинов под стенами Трои. Не удалось варварам взять город, отошли за реку, дадут спокойно пожить до следующего лета, которого я не увижу... Томы, Томы, темный городок!.. Думал ли я, когда писал свою трагедию, что умру как раз на том месте, где Медея убила своего брата и разбросала куски его тела, чтобы задержать погоню отца своего за аргонавтами?.. Не любовь вовсе к Ясону, а любовное безумие овладело здесь Медеей. Не было любви... Плачу по тебе, темный городок!.. Так далека родина, недостижим прекрасный Рим!.. Столько лет я не видел его, но стоит глаза закрыть— вижу. Мысленным взором обвожу все семь холмов велико­ го Града и останавливаюсь сперва’на главном — Капитолийском, где высятся храмы Юпитера, Юноны и Минервы, куда восходят римские полководцы во время триум­ фальных шествий, где в седловине между двумя вершинами, застроенной домами знати, стоит и мой, не столь уж богатый дом ... Но даже мысленный взор мой застилают слезы — я не вижу своего дома, надо мне хоть немного успокоиться. Сюда вернусь еще, а перенесусь пока мысленно на другой холм — на величественный Палатин. Даже не перенесусь, а словно бы пойду к нему — через форум Цезаря, по Священной улице, мощенной серо-зеленым кам­ нем, мимо круглого храма Весты, где незнающие любви весталки поддерживают негасимый огонь, где хранится перевезенный Энеем из погибшей Трои священный Палладий (скульптурное изображение Афины Паллады, перевезенное в Рим, что­ бы возродить славу Трои в другом месте. — Прим. автора), мимо приземистого древнего дворца Нумы Помпилия, потом поворачиваю направо и прохожу через Мугонийские врата, останавливаюсь, едва сдерживая лихорадочно бьющееся от восторга сердце, у старинного храма Юпитера Статора, в окрестностях которого были когда-то самые первые римские поселения, еще при Ромуле, потом следую дальше и вижу великолепный белый портик, украшенный блещущими доспехами, отнятыми с боем у наших врагов, вижу вход, осененный дубовым венком, вижу густолистый лавр у входа; дом этот, отмеченный священными деревьями Юпитера и Аполлона (дуб — священное дерево Юпитера, лавр — Аполлона. — Прим. авто­ ра), принадлежит тому, кого называл я божеством, чьим повелением разбита жизнь моя, к кому много лет обращал я свои мольбы о прощении и спасении... Он там, великий и жестокосердый!.. Совсем ты, однако, плох, Назон, если опять запамятовал, что уже четыре года нет в живых императора Августа! Теперь правит Римом и империей Тиберий, и на Палатине, наверное, многое уже по-другому... Но никто из римских поэтов не про­ славил так Августа в своих стихах, как сделал это изгнанный им Назон! И что же? Смягчили сердце принцепса мои славословия, мои мольбы?.. Где ты, великий Август? Звездой ли ты стал, богом ли, покинув мир живущих?.. Но зря, даже в мыслях зря, я пришел к твоему дому: ты меня, и расставшись с жизнью земной, не простишь. Да и не нуждаюсь я теперь в твоем прощении, сам скоро уйду за тобой... Вот потому пойду-ка я мысленно дальше по Риму, войду в белоснежный храм Аполлона, украшенный колоннами из заморского мрамора, вновь огляжу, востор­ гом полнясь, статуи, изображающие старика Даная и полсотню его дочерей, умер­ твивших по совету отца своих мужей в первую же брачную ночь. И от неразгаданно­ сти этой древней кровавой истории— лишь одна дочь посмела ослушаться!— опять почую жуть и комок в горле. Хотя понимаю теперь, что разгадка проста: любви не было... А в храмовой библиотеке, как бывало, встречает меня седенький, хворью со­ гнутый грамматик Юлий Гигин, оглядывает подслеповато, не сразу узнает, потом радуется искренне и столь же искренне винится: в год моего изгнания по указу Цезаря выбросил из библиотеки все мои книги. А после, подавшись вперед вос­ треньким носом, пытливо и встревожено спрашивает: «Неужто ты не пишешь боль­ ше ничего, Назон?..» Слишком живо ты, воображение мое! Юлия Гигина давно уж нет, наверное, в живых. Но я все-таки зайду мысленно и во вторую библиотеку, основанную Авгус­ том в портике Октавия. Там тоже нет давно моих книг, но я хоть полюбуюсь на 67 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ