Сибирские огни, 2005, № 2

АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ Щ ШКОЛА ЛЮБВИ Ступай, толстяк, не горюй: я ведь не сегодня умру. Иди, кому говорю!.. Я глаза закрою и буду лежать. Надо будет— позову. Ты, гляди, далеко только не отлучайся, а то новых шишек прибавится... Спал или нет? А может, умирал?.. Не зря ведь Гипнос — сын Ночи и брат Смерти... Помнится, в «Метаморфозах» своих описывал я пещеру Гипноса в Ким­ мерийской земле, где царят вечные сумерки, откуда вытекает родник забвения... А вот мне и сон забвения не дает! И облегчения не приносит: снова тяжко дышать, воздуха не хватает... Неужели вечер уже? Сумрак какой... Или опять грязными тучами затянуто небо? В этой мерзкой Скифии, чуть к зиме дело, солнца почти и не видишь. Вот опять за окном течет, хлюпает, опять холодный дождище хлещет, превращая дороги в сусло. Да мне-то уж, видно, не ходить по ним... Многоязычное население этого городка разбрелось по своим мрачным жилищам — греются у очагов, пьют вино или любо­ вью тешатся. А что еще делать в такое время?.. Летом ребятишки народятся, которых сейчас вот зачинают, тяжело дыша в серых сумерках, потные мужи. А семя Назона так и не дало ростка. Венерой ли я наказан? Юноной ли? А может, самим Юпите­ ром? Уж не за безлюбость ли былую?.. Одна у меня дочка — златовласая Делия. Она называла меня отцом, хоть не мое семя зародило ее в Коринне. Не моя кровь течет в ее жилах, зато в душе ее немало от моей души, а это, может, и поважней!.. Потому так болит за нее сердце, жалею, что отдал ее в жены богатому пройдохе Суиллию. Да если б она, бедняжка, не влюбилась в него так, не отдал бы. А когда-то ведь ликовал, что свадьбу моей дочери почтили присутствием сам император Август и обе его Юлии — дочь и внучка!.. Прошлым летом греческие корабли привезли в Томы весть, что зять мой Суиллий, служивший квестором (квес­ тор — верховный чиновник, ведающий казной. — Прим. автора) у великого полко­ водца Германика, племянника нового императора Тиберия, как выяснилось, нечист на руку. А я-то, надеясь на заступничество зятя, называл его в стихотворном посла­ нии своем «ученейшим мужем»! У мужа этого всегда глаза, как тараканы, бегали. Какую же кару теперь он понесет?.. Хоть и нет у меня добрых чувств к этому богато­ му и родовитому павлину, но прошу, Минерва, твоего заступничества, чтобы не стала еще более несчастной дочь моя Делия, которая до сих пор, наверно, любит красавчика этого... А Коринна ничего мне про это не написала, видно, огорчать не хочет, боится, как бы недобрые вести не подкосили меня... А, разобраться, так жив ли он, Публий Овидий Назон? Восемь лет уже мертв! Прах, останки... В юности довелось мне пови­ дать развалины Трои, воспетой великим слепцом. Вот и я повержен в прах на берегах Понтийских... А ведь из-за какого пустяка разгорелась Троянская война, стершая с лица земли прекрасный город!.. Яблоко раздора, спор богинь, покровительство Афродиты юному Парису в похищении прекрасной Елены у ревнивого ахейца Менелая... А сколько крови, сколько коварства, злобы сколько!.. Может, потому все и рухнуло, что любовь забыта была?.. Все войны от попрания любви, все распри... Троя, Троя, плачу по тебе!.. А ведь главное коварство против тебя придумал Улисс (латинский вариант име­ ни Одиссея, по приказу которого мастер Эпей построил деревянного коня с полым нутром, ставшего, по общеизвестной легенде, причиной гибели Трои. — Прим. ав­ тора), и пала ты, Троя, из-за полого нутра. И после этого Гомер изображает Улисса страдальцем? Да он куда больших мук заслуживает за придуманное им полое нут­ ро!.. Я вот страдаю больше Улисса. Может, как раз за то, что долго моя душа была пустой, полой... Дышать-то как тяжело! Сырой воздух этой варварской земли губит меня. А дожди все льют и льют. Скоро полетят первые «белые мухи». Скорей бы уж!.. Да пусть хоть дождь льет на кривые улочки этого богами забытого городка, хоть сыплется снег, лишь бы не обрушивались сарматские и гетские стрелы. За минувшее лето сколько их вонзилось в крышу моего только дома!.. К самым стенам Томов подходили дикие племена из-за Истра, кипя ненавистью не меньшей, чем была у