Сибирские огни, 2005, № 2

виду? Тут же остановка рядом! Оплошал дядя... И ведь тот страстный порыв, который мыслился, теперь уже неосуществим. И не только потому, что место не самое подхо­ дящее. .. Ведь сердце перестало колотиться в горле— почти на место вернулось... Я подошел к Ромашке и не обнял, а просто взял ее за плечи, всматриваясь, узнавая. — Миленький мой, совсем седой стал... — Ромашка тоже жадно всматривалась в меня. Потом мы сидели на скамейке в молодом парке, не дававшем почти укрытия по причине юности своей. Да нас и не надо было укрывать: мы просто беседовали, выспрашивали друг у друга о событиях тех многих лет, что врозь прожиты. Со сторо­ ны можно было подумать, что встретились коллеги, оживленно говорят о работе. Или о перестроечных коллизиях. Или о видах на огородный урожай... Но тогда я узнал, что и муж, и сын Ромашки— тезки мои. Взял ее руку в свою, заглянул в глаза. — Это случайно? — Нет, Костенька. Мне бы смолчать — нет же, ляпнул немилосердно: — А у меня Елена и Маша. Твоего имени, как видишь, нет... Ромашка вздохнула, помолчала и — вдруг: — Кстати, Костя, об имени моем... Ты уж, пожалуйста, больше в стихах меня не называй. И прозу если будешь писать — тоже... А то муж у меня дико ревнивый: в прошлый раз стихи твои прочитал и в запой на неделю ушел... — Сроду бы не подумал, что мои опусы могут кого-то так трогать, — буркнул я сердито. — Вообще-то к любой цензуре у меня отношение не ахти... — Ты правильно пойми! Обо мне пиши, если захочется, для меня это счастье. Только имени не называй... Так даже лучше: если и не мне посвящено, буду думать, что мне... Ты обиделся, миленький? — С чего ты взяла? — Не такой какой-то... — Так ведь столько лет не виделись... — Знаешь, а мне кажется, будто я и не расставалась с тобой... Ромашка, видно, ждала от меня такого же признания, да не сумел я соврать. Не смог... Нет, я не забывал ее. Никогда. Но в памяти моей жила та девчонка с ромашко­ вым венком на голове, та цветущая девушка, обреченно заклинающая: «Потерпи, миленький!..» А эта, которая сидит теперь со мной рядом, будто ее старшая сестра или даже тетя: и похожа вроде, и другая совсем, привыкать надо... А надо ли?.. Ни скованности, ни трепета я не чувствовал: на душе почти штиль, если не счи­ тать обиду разочарования, чем-то схожую с теми детскими обидами, когда, к приме­ ру, сгораешь от нетерпения, ожидая в подарок живого щенка, а тебе вручают плю­ шевую собачку... Я держал руку Ромашки в своей и ждал, когда эта обида пройдет, когда вновь лихорадочно заколотится сердце, неудержимо захочется сграбастать Ро­ машку в объятия, сжать так, чтоб ойкнула, чтоб закрыла глаза и губы приоткрыла, как когда-то, для поцелуя... Сам себя распалял мысленно, грубо-плотское вожделе­ ние начинал уже чувствовать, но было оно просто желанием иметь женщину, погру­ зить до предела в женскую влажно-жаркую мякоть всю твердость и крепость мужс­ кого естества, отдаться без остатка всколыхивающим всю душу ритмам, познать во­ сторг взлета и падения. Но вовсе не испытывал я к Ромашке тех глубоких и высоких, при всей грешности, чувств, которыми был переполнен когда-то. Оскорбить же Ро­ машку грубой похотью средь бела дня не захотел: выпустил ее руку, для маскировки поставил наплечную сумку себе на колени — будто только лишь для того, чтоб дос­ тать из нее новый свой сборник. Порывшись, нашел ручку и книжку, стал, было, подписывать, да призадумался — как написать, потом все же написал «любимой», а не «милой», хотя и подумал: «Лихо, однако, во вранье-то поднаторел!..» — Книжку на работе придется хранить. Дома, сам понимаешь, нельзя... — вздох­ нула Ромашка. — Жалко, что ты послезавтра улетаешь... Что ж ты не нашел меня раньше, миленький? 59 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ