Сибирские огни, 2005, № 2

вернула, сказав: «Вчера мне только нагорело, что с поминками добрым людям помог­ ла. Поминайте «всухую», перестраиваться пора. Покойнице-то уже все равно, а если горе у вас, так водкой и не зальешь...» — рассудительная такая, величественная и явно всемогущая, как богиня Минерва, вот только с красным от насморка носом. — Так хоть мужикам поднести, которые могилу копать будут! — пытался возра­ зить не менее рассудительный зять. — А мужикам лучше деньгами — пусть хоть что-то в семьи принесут, а не приползут кривые, как сабля, — ничуть не пошатнулась в непреклонности своей простуженная Минерва, чихая и окуная пылающий нос в клетчатый мужской пла­ ток. — Идите, товарищи, не теряйте дорогое время. Зять, уже на излете надежды, пожелал чихающей начальнице здоровья. И вот тогда я выложил свой «козырь» — краснокорый писательский билет, которого в Зы- ряновске уж точно отродясь никто не видывал. Минерва, завороженная сразу его цветом, приблизила билет к глазам, пошмыгала носом и уставилась на меня с пытли­ востью юнната, явно не находя.во мне ни малейшей схожести с писателем, верней, с тем образом, что выбрел в ее памяти из сырого тумана школьной литературы: пен­ сне или трубка, бородка либо бородища, вьющийся буйно волос или вовсе без оно­ го, а главное — взгляд пронзительный, жгучий... По части взгляда-то и являл я, быть может, хоть какую-то адекватность ее представлениям о писателе — ведь и впрямь пронзал ее глазами, сквозь телеса до души пытаясь добраться, вот потому и вздохну­ ла она, мой билет возвращая, смущенно скомкала в горсти насквозь промокший платок и стала вертеть дыроватый телефонный диск. — Рустам, тут такое дело, — сказала она в трубку, — к тебе писатели придут... «Какие-какие» — живые!.. Зять мой, причисленный к писательской братии, в это время громко сглотнул, видать, от волнения. — Помочь надо. Понял?.. Только для себя, говоришь, оставил?.. Знаю я твои «для себя»!.. Короче, кацо, «человеческий фактор» учитывая, половину того, что «для себя», писателям продашь! — и отправила нас в тот магазинчик, из которого мы только что прибыли. И приглушенно-вежливо чихнула вслед. Подъезжать к торговой точке Володька не стал, оставил машину за углом: «Еще стекла со зла поколотят!..» От прежней толпы осталась лишь четверть — самые алчущие и упертые, в чьих головах ну никак не укладывалась весть, что водки сегодня больше не будет. Нас они к двери пропустили беспрекословно: постучите, мол, теперь вы, авось... — Рустам, это писатели! — крикнул я как пароль. Черно-щетинистый и пузатый кавказец впустил нас с Володькой, выдавив ос­ тальных могучим плечом. — Бэри, пысатель! — двинул он мне по прилавку три белоголовочки. — Так нам же не хватит этого... — начал я было. Но Рустам сделал андреевский крест волосатыми руками. — Сказала мама: «половыну дай» — половыну и даю, все чэсно. Не хочешь — не бэри, а болше нэт. Едва мы вышли, загрузившись «половыной», тигрицами вцепились в меня и в мою сумку две испитые бабехи — молодая еще и постарше гораздо. — Ах ты гад! — просипела та, что помоложе. — И чо ж ты такое написал, если водка для тебя есть? А старшая потянула с плеча мою сумку, выкрикивая нечто невнятное. В ней узнал я вдруг ту самую землячку из автобуса, которая пела, слова перевирая: «Ла­ панда, горная лапанда...» — Да мы же на похороны взяли! — заорал я, чувствуя, что еще немного — и ударить смогу. Бабехи рассвирепели еще сильней: — Да я сама помру, еслив не выпью! — Отдай, гад! Еле зять отбил меня от них — и ту, и другую пришлось ему на грязный снег отбросить. 53 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ