Сибирские огни, 2005, № 2
Заглянул отец, уже опять в шапке кроличьей: — Мне за морфием надо... Я вызвался идти с ним: вдруг, мол, какие осложнения возникнут с получением, пригожусь... «Какие осложнения?.. — пробормотал отец. — Ее там знают, без воп росов дают...» Но взять меня с собой не отказался. А мне ведь просто страшно оставаться было. Малодушно подумал, одеваясь: «Галинка ведь тут не одна, да ей и привычней...» — Морфий давно колете? — спросил у отца по дороге, вспоминая, что и рань ше бывало, при приступах, вводили маме какие-то наркотики, но более слабые, ми нут через двадцать после укола она поднималась, оживленно, с блеском глаз гово рить начинала, даже посмеиваться над недавней своей беспомощностью, мы радо вались— недолго... — Полмесяца уже... Считай, каждый день... — хмуро ответил отец. В поликлинике без разговоров выписали рецепт, мне и вмешиваться не при шлось. В аптеке удивлен был, что морфий стоит сущие копейки, а я-то думал: выложу за него изрядную сумму «кровных» своих, ничего не жаль для спасения мамы... Решил отстегнуть деньги на другое: заметил, что отец обут в очень старые бо тинки, с трещинами, с измахрившимися шнурками, длины которых не хватило, чтоб доверху зашнуровать, вот и спросил, когда из аптеки вышли: — Где тут ближний обувной магазин? Уже подзабывать стал, где что в родном моем городке... Отец повел меня через парк, который в детстве моем назывался «парком живых и мертвых»— там от старого кладбища еще кое-какие плиты оставались купеческие, там и дед мой, лесничий, еще до войны похоронен был, но теперь даже отцу то место не найти— где-то под могучими тополями... Мне показалось дурным предзнамено ванием, что пошли мы через кладбище, пусть бывшее. Но отогнал предчувствие горделивой мыслью: «Вот, веду отца покупать ему ботинки. На литературный, кста ти, гонорар!.. А он ведь не верил, что из меня выйдет писатель, страшно расстраивал ся, когда я с химией простился...» В магазине сказал отцу: — Выбирай. Лучше импортные взять, на цену не смотри... — и, видя недоуме ние его, спросил: — Размер-то у тебя какой? — У меня? — переспросил отец. — Я думал, ты себе покупать собрался... У меня другие есть, не ношенные почти, правда, жмут, надо разнашивать... Сперва обида обожгла: как он мог подумать, что я в такой тяжкий день обновка ми интересуюсь? Потом стыд резанул: а я-то вышагивал горделиво!.. Чуть слезы не навернулись, а отец сказал мне тихо: — Деньги не трать, еще пригодятся. И я понял, что он имеет в виду. Вернулись — а дверь закрыта на ключ. «Ну, значит... кончено!.. — подумал я с ужасом. — Галинка побежала людей созывать...» Из-за двери — ни звука. Отец побледнел, глаз у него задергался. Ключ-то забыл взять. А мысли у него, видать, те же, что и у меня... Хорошо хоть Галинка вскоре вернулась — относила сынишку на ночевку к свекрови, живущей в доме напротив. Сама решила ночевать с нами. Я не стал спра шивать — почему. Это ужасно таким понятливым быть!.. Отец вколол маме, лежащей в беспамятстве, морфий — за долгие годы ее болез ни так в этом деле поднаторел, что мог бы медбратом работать. Стонать мама почти перестала, но дыхание стало еще тяжелей, с хрипом. Это, объяснил мне отец, из-за отека легких. Из маминой комнаты вышел он с потерянным видом. — Уже ноги холодеют... Врачиха сказала: сердце крепкое, а то бы уж давно... Из оцепенения за весь остаток дня вывел меня ненадолго лишь приход мужа сестры. Русо-кучерявый и жилистый Володька — бывший подводник, потому, мо жет, обычно не шумен, когда трезв. Почти молча покурили с ним на лестничной площадке. Даже про рыбалку, до коей большим охотником был мой зять, рассказы 37 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ SfKSlJ ШКОЛА ЛЮБВИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2