Сибирские огни, 2005, № 2

АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ & m ii ШКОЛА ЛЮБВИ снесен, бульдозер старательно разровнял место, где он стоял, но я, хоть и через пол­ века, если жив буду, непременно отыщу его — из-под земли теплом потянет, и с закрытыми глазами увижу свои настежь распахнутые окна на втором этаже, разгля­ жу даже выжженное на раме увеличительным стеклом имя «Светланка»... Стоит этот домок-горбунок в моей памяти всем бульдозерам назло, а в этой серо-зеленой пятиэтажке прожил я всего два года, не успел душой прикипеть, но здесь живут мои родные, здесь мама... если еще живет... Двор наш безлюден, лишь ребятишки в грязном снегу возятся, я их не знаю — без меня выросли... А вон впереди идет старик в демисезонном, мышиного цвета, пальто, в черной кроличьей шапке. Суту­ лый такой... Я его тоже не знаю, хоть он идет к моему дому, к моему подъезду, крайнему... Сердце-то как у меня колотится и в горле ком! Тащусь, кажется, медлен­ ней того старика, ноги не идут... И вдруг пронзила мысль: да это же отец мой!.. Уже в сумрачном подъезде поймал его за рукав, сказать ничего не смог из-за кома в горле. Отец сперва испугался, вздрогнул даже, потом разглядел меня: — Приехал?.. Хорошо, Костя, что приехал... — произнес едва слышно и стал молча подниматься по лестнице. Я шел за ним и боялся спросить, боялся услышать ответ. Думал: раз отец не у маминой постели, значит, она уже умерла, значит, ходил он уже по похоронным делам. Поднимался за ним, глядел в его сутулую спину, и дыхание мое перехваты­ вала двужильная, жгутом туго переплетенная мысль: «Какой он старый стал, а мама умерла!..» Мы вошли в квартиру. Тихо. Страшно тихо... Потом навстречу мне метнулась моя совсем уже взрослая сестренка. Толстушкой ведь была, пончиком этаким, а похудела-то как, под глазами круги... Галинка, всхлипывая, обняла меня, голову на плечо уронила. «Ну, значит, опоздал!..» — понимаю я. Хрипло спрашиваю: «Ког­ да?..» Сестра что-то отвечает или переспрашивает, я не понимаю, трясущимися ру­ ками стягиваю ботинки. И вдруг слышу стон. Слабый, но стон. Из маминой комна­ ты!.. Я обрадовался этому стону куда сильней, чем радовался когда-то давным-дав- но, в детстве, Светланкиному призывному «эй!» под моими окнами. Я не увидел маму. Не маму, верней, увидел: эта пожелтевшая, сухонькая, ма­ ленькая совсем старушка, с «маской смерти» на лице, так на нее не похожа... Мама не увидела меня, хотя глаза ее были полуоткрыты. — Таня, Костя приехал... — произнес отец каким-то не своим, чуть ли не женс­ ким голосом. Мама долго глядела на меня, не узнавая, потом только и смогла произнести мое имя. Голос ее был слаб и будто бы равнодушен. Я подошел, схватил ее руку, ставшую такой желтой и шершавой, едва теплую, с синяками от внутривенных уколов. Что-то стал говорить бодрое, якобы утешающее и обнадеживающее, понимая с горечью, что все слова— не те. А где их — «те» — взять?.. Мне ведь казалось: лишь бы успеть, а уж спасти сумею— словами даже! — и для мамы найду их, и для тех, кто поможет ей ... Думалось даже: вот увидит меня и лучше ей станет... Ну вот и увидела, наконец... Держа ее усохшую руку в своей, понял, что мой приезд, конечно же, чреват для нее осознанием: если Костя приехал, значит, конец близок... Вот опять опускаются ее веки. Я знаю, что видит мама. Она видит фиолето­ вый клубящийся туман времени, темную воронку, образованную его вихрем, во­ ронку с нарастающим, ярким, но не слепящим светом... Я понял сразу полное бессилие свое, но поймал взгляд отца, потом Галинки — они глядели на меня с еще не погасшей надеждой — и сдержался, не стал раскисать при них. Бережно положил мамину руку на край кровати, без дрожи в голосе буд­ нично сказал: «Ну ладно, пойду с дороги умоюсь». Воду включил. Сел на край ванны. Руки плетьми висят, в горле ком... Вышел с полотенцем на шее — навстречу мне годовалый племянник ковыляет, младшенький, мне не ведомый, два уже сына у Галинки. Моим именем этот карапуз назван, а не похож на меня совсем: белокожий, толстощекий, с хлопковым пушком на головенке — уж он бы моей бабушке Анне Ивановне поглянулся!.. Подхватил его на руки. Вот кому позавидовать можно — горя не знает: смеется, первыми зубами хвалясь!.. Приласкал его на диване в большой комнате — немного душа отмякла. 36

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2