Сибирские огни, 2005, № 2
выражению, конюхов Томска, возраста достиг уже пенсионного, но работу не бро сал: «Коняшкам без меня туго будет!» Ходил он малость прихрамывая, я угадал — фронтовое ранение, но тем и смутил его: «Вот рана-то, язви ее, пятка оторвана!..». В первой же атаке угораздило, зато живой вернулся, только вот смешит всех боевая эта инвалидность, обижаться уже устал... А глаза у дяди Саши светлые-светлые, вроде неба в знойный день, голос тихий, ласковый. А сам— будто подвяленный, ни жирин- ки, зато жилист. Волосы и без седины белы. Сидеть без дела дядя Саша попросту не мог, вернувшись из конюшни, чаще всего шил мягкую «обутку» для самых малолетних. Из всяких обрезков кожи, лоску тов ткани и ошметков меха выходили красивые и теплые чоботочки и пинетки, кото рые продавала почти задарма возле молочного магазина его тихая и такая же свет логлазая мать, бабушка Пана. Мне дядя Саша говаривал бывало, когда курили во дворе: «Давай, Костя, клепай детишек своих, всех обую!» Ребенок в мои ближайшие планы не входил, но когда видел я в крепких не по годам руках конюха эти крохотные «обутки», представлял, как могла бы войти в них маленькая ступня малыша — вот и поднималась во мне теплая волна... А верховодила в семье хозяев энергичная и голосистая тетя Надя, о которой хозяин говаривал мне в пору особой задушевности: «Тридцать лет с ней вместе, а не надоедат!» Была она веселого нрава, но покомандовать, построжиться любила, тем нас и насторожила поначалу. Потом поняли, что не со зла она, а по профессиональ ной привычке— детским садиком давно заведует... Все трое обитателей хозяйского дома как-то быстро привязались к нам, мы даже не сразу поняли, почему так. А причина проста: первый год они без детей, без вну ков жили, вот и тосковали по ним, по голосам молодым. Сын хозяев по дурости угодил сперва в колонию, потом на принудительный лесоповал (или — как это в народе называется — «на химию»). Шофером работал, поддал перед праздником, решил, дело молодое, девчат покатать, насадил полный кузов бортовушки, раз уж просились, да столб объехать не сумел— одна девчонка насмерть убилась. «Так-то он у меня смирный, мухи не обидит, — говорил про него дядя Саша, — да и не пил ведь почти, с непривычки и одурел...» Зато дочь свою хромой конюх иногда поругивал: «Вот, язви ее, мокрощелка! Двух детей нарожала от разных мужей, а в позапрошлом году за третьим на Север подалась, внучат нам подбросила. Через полгода, кошка драная, вернулась: ошибочка, дескать, вышла, не любовь это вовсе... Нонешней весной опять за любовью кинулась, на Юг теперь, чурека какого-то нашла... Ну, мягкий я, хоть веревки вей, а тут не стерпел: забирай, говорю, детишек с собой, вот пущай с имя и проверится, чо там за любовь!.. А у самого сердце кровью обливатся: ведь вернется опять ни с чем, разве что чуречон- ка нам привезет... Ты, Костя, сам посуди: разве любовь за тридевять земель где-то ищут? Рядышком надо искать, подле себя, чтобы присмотреться успеть... Вот мы с Надеждой уж тридцать лет живем, куды с добром, вот и вы с Леной...» , Тогда мы с Еленой жили душа в душу и радовались неожиданно теплому отно шению к нам хозяев. Даже цепной пес, волкодав Мухтар, от лая которого в ужасе шарахались прохожие, испугавший меня, честно говоря, своей злобой при первом знакомстве, через пару дней вилял хвостом, завидев нас. А уж доброта дяди Саши чуть ли не отеческой была. Он подбил нас сажать вместе с ними картошку: «Свою-то картоху иметь куды с добром!..» А по осени старый конюх заставил меня заготовить дрова, сам же и помо гал. Об этом у меня есть даже неуклюжие, очень давние стихи: Корпускулы грусти витают в природе. Вороны орут на пустом огороде, Где мертвая мерзнет ботва. И тянется день, словно серая пряжа, И мне говорит у крыльца дядя Саша: «Нужны, понимаешь, дрова... Зима задурит — запоешь от мороза И вряд ли дождешься забот леспромхоза, К тому же нехватка деньжат... АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2