Сибирские огни, 2005, № 2
в-третьих, уверен был, это еще чуть ли не с подросткового возраста втемяшилось, что подарить, пусть ненадолго, счастье или просто радость жаждущей того женщине для мужчины если не доблесть, то и не падение... Куда большая гадость в том, что в «шурах-мурах» с чужой женой распаляла меня шалая мысль о торжестве своем над незадачливым другом. Ну, по всем, дескать, статьям обошел!.. Да, я подл, гадок, но не настолько же, чтоб раскаяния не знать. А за раскаянием мысль пронзила: «Не переживет мама, если узнает о подлости моей». Звонок сестры пришелся на очень неподходящий день. (Хотя какой же день для вести такой — подходящий?) Вечером я должен был участвовать, причем «первой скрипкой», в чествовании самой, пожалуй, маститой сибирской писательницы, встре тившей, несмотря на бурную и далеко не безоблачную жизнь, свое восьмидесятиле тие. Приглашены на литературный вечер гости отовсюду, будет высокое начальство, даже из обкома должны пожаловать. Творческие коллективы готовят поздравления, а я перед звонком Галинки уже завершал стихотворно-спичевые вариации на тему «Аве Мария» (писательница-юбилярша носила это библейское имя). Передвинуть торжества я уже не мог, найти себе подмену — тоже. Потому сказал сестре: — Сегодня вряд ли смогу вылететь. Но постараюсь! Галинка только вздохнула. «А хорошо, что день так забит...»— ястребино мелькнула во мне тень мысли. Юбиляршу со свитой родни привез на черной «Волге» наш густобровый и медлительно-ласковый водитель Вася. Маститая писательница приехала в длинном до пят ярком халате, делавшим ее еще более высокой, величественной, похожей на седовласую фею. Мне даже на миг поверилось по-детски, что фея эта смогла бы одним словом отвести нависшую надо мной беду, но юбилярша распахнула халат, сняла его, оставшись в не менее богатом, ни разу еще ненадеванном, быть может, импортом костюме, превратилась из волшебницы в заправскую леди, строгому ари стократизму которой не соответствовали только ее живое, склонное к пароксизмам лицо да советский орден на груди. «У мамы такой же!..» — вспомнил я. И явственно, будто на несколько дней вперед заглянул, увидал красную атласную подушечку, на которую этот орден при колот, а рядом две медали да еще и депутатский значок. Такую подушечку, кажется, впереди гроба выносят... От этого видения у меня защипало глаза и комок встал в горле. (Мало того, что иногда преследуют меня картины из прошлых моих жизней, так еще и зрительные прорывы в недалекое будущее случаются.) Я даже тряхнул головой, чтобы видение это прогнать. Юбилярша недоуменно глянула на меня, видать, рожа моя изрядно вытянулась. — В чем дело, Костя? Родственники ее, сын и невестка, как раз в этот момент расстегнули большую сумку и уже выкладывали коньяк, водку, колбасу и другие продукты, ставшие жут ким дефицитом. Вспомнил, что с утра не ел. Но есть и не хотелось, вот глоток бы водки... Юбилярша угадала мое желание. — Слушай, Костя, пока толпы нет, давай с тобой дернем по маленькой! Потом и те притащатся, кого я не люблю, а с тобой с удовольствием выпью, ты парень слав ный. Вовсе не лукавила она, не в ее характере, просто искренне заблуждалась... Приехала Елена. Я, конечно, мог бы послать за ней машину, ту самую черную «Волгу», предмет гордости моей, но почему-то не сделал этого, видать, из щепетиль ности не захотел личное с общественным смешивать, вот и добиралась жена из на шего окраинного «спального» микрорайона, где теснятся безликие крупнопанель ные многоэтажки, до сохранившего еще купеческий, осанистый облик центра в бит ком набитом автобусе, с чемоданом в руке и пакетом. — Я тебе еды собрала в дорогу, — сказала она, показывая пакет. — Курицу зажарила... сало еще, яйца... А сейчас хоть бутерброд съешь... — и, видя, что я мотаю головой, прибавила умоляюще: — Ну хоть один, пожалуйста... Не завтракал ведь толком, не обедал... Может, обойдется еще, не изводи себя... — и совсем по- детски: — Костенька, если ты меня еще любишь, съешь бутерброд. 21 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ Л ШКОЛА ЛЮБВИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2