Сибирские огни, 2005, № 2
я в ту далекую весну, чтобы заново прожить-пережить захватывающие дух мгнове ния. Заново, по-иному!.. Легкие руки Сары нежно обвили мою шею. Лучистые глаза ее приблизились к глазам моим, и прочел я в них то, что словами не высказать, все то, на что надеяться уже не мог, за что без раздумий давно бы отдал жизнь свою, да кому она нужна, узловатая жизнь Лота!.. Губы Сары коснулись моих губ. Струящимся светом стала кровь моя. И не надо мне было ничего больше, ничего жарче этого прикосновения, но, как ручеек стано вится речкой, как слабый росток становится деревцем, так переросло касание это в страстный ненасытный поцелуй, от которого, казалось, легко поднимаемся мы вдво ем в безоблачную высь. Но не поднимались мы, нет! Не размыкая объятий и губ, опустились мы с Са рой на свежие, не успевшие еще выгореть травы. И свершилось то, о чем я уже и мечтать-то не мог. Перемешались в едином вихре: бессвязные восклицанья наши, шмели, пере пачканные цветочной пыльцой, счастливые стоны, свежие травы, напитанные солн цем и соком... В едином вихре!.. И не удивился я вовсе девственности Сары. Ликуя, подумал: она тоже, как и я, не знала любви прежде!.. И совпали по времени две вспышки предельных (и беспредельных при том) восторгов наших, но лишь ненадолго принесли они блаженное насыщение и покой— скоро вновь сплелись наши руки, жаждой слияния воедино наполнились наши тела, и не удивился я вновь девственности Сары, подумал, ликуя: с нею всегда должно быть словно впервые!.. Утром проснулся в мрачной пещере. Нагой. В объятиях нагих своих дочерей — Иски и Милки... Почему же не обернулся я, как жена моя Элда, на оставленный Содом?! Стоял бы теперь соляным столпом! Не только прозрачной соли, но и темным бесчувственным камням завидовал я в то утро, когда в пещеру проник разбудивший меня луч. Лучше бы вовек не открывать мне глаз!.. Вот оно, возмездие за скверну жизни моей. Нет Содома и Гоморры, нет Элды, нет у меня теперь и дочерей — тем утром прогнал я их прочь, не слушая рыданий и мольбы. И меня не будет скоро. Но неужто ничего не останется от любви моей к Саре? Расплющенный жизнью, смерти жду, жажду постичь ее тайну: что там — после?.. 7. ТЕМНАЯ ВОРОНКА Как ни кощунственно это звучит, а все-таки нет в жизни, пожалуй, ничего любо пытней и таинственней смерти. Кроме любви, конечно... Еще в детстве решил я, что не может человек исчезать с земли разом и бесслед но: что-то должно оставаться. Ведь нельзя же уподобить его лампочке, которая ми гом гаснет после щелчка выключателя. Должен быть свет невидимый, должен!.. И мне, как всем, когда-нибудь откроется эта загадка, эта тайна — великая и при том будничная, но лишь тогда откроется, когда уже — поздно, когда невозможно уже передать кому-нибудь из живущих полученное знание. Потому так жгуча и тревожна эта тайна. Потому так притягательна. И— страшна. Сестра позвонила мне утром, когда Елена была уже на работе, а Машуня в школе. — Приезжай скорей, Костя! Совсем плохо... Я слышал хлюпающий в трубке Галинкин голос и никак не мог осознать, что беда подошла вплотную: 19 АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ ШКОЛА ЛЮБВИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2