Сибирские огни, 2005, № 2

АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ № ШКОЛА ЛЮБВИ тной пляске языков ночного костра, об искрах, возносящихся в бездонную высь и становящихся звездами... Я пел хрипло, расплющенным голосом, о ночных приметах пел, а выходила вновь песнь о любви. Да, о ней! Я понял это по тому, как разгорелись глаза моих дочерей, как целовали они меня, благодаря за песню, как согласились Милка и Иска наполнить себе чаши вновь. Потом я видел смеющуюся луну, она подмигивала мне, покачиваясь в темном небе, расталкивая мельтешащие вокруг нее, как осы вокруг блюда с медом, звезды. Потом смазалось все, будто слепил мне ресницы тот мед из блюда. Потом вдруг увидел я апельсиновое дерево со светящимися оранжево плодами, с великим их множе­ ством! И голос, неведомый, звучащий в моем сознании, сказал: каждый плод — женщина, к которой тебя влекло! Сладко замирало мое сердце, когда глядел я на это прекрасное дерево, усыпан­ ное яркими плодами. А когда протянул к ним руку, плоды вдруг посыпались оранже­ вым градом, поскакали под уклон горы и некоторые разбивались далеко внизу о камни. И над каждым разбившимся плодом вспыхивала оранжевая зарница, и вста­ вала на миг из каждой вспышки фигура женщины, ни узнать, однако, ни разглядеть ни одну я не успевал. Но вот один плод разбился совсем неподалеку от меня. Полыхнуло оранжевое зарево, ослепило на мгновение, и увидал я перед собой — гибкую, чернявенькую, с маленькой родинкой над верхней губой, несущую небольшие крепкие груди как праздничные дары... Она улыбнулась мне знакомо— так, что обозначились малень­ кие ямочки на щеках, быстро-быстро облизнула яркие свежие губы, схожие с лепес­ тками роз после дождя, и весело оглядела меня широко расставленными, будто стре­ мящимися увидать как можно больше враз, глазами. Я узнал ее! Это Горлинка, самая первая моя женщина, поцелуй которой пахнул солнцем и оливковым маслом! — А! Соколенок прилетел! — проворковала она со счастливым смехом. — Все такой же! Прошло множество лет, жизнь прошла, я забыл ее имя, но она явилась ко мне такой, какой знал ее когда-то. Но как же узнала она меня в этом сивом, бородатом и морщинистом старике? Но узнала, узнала ведь! — Не бойся, соколенок, я добрая! — смеясь, протянула мне руки. Я протянул к ней свои — старческие, узловатые, с набухшими синими жилами, я шагнул к ней, она была совсем уже рядом, но вдруг босые ноги Горлинки оторва­ лись от земли, она воздела вверх длинные смуглые руки и стала легко подниматься в небо, все так же счастливо смеясь. Смех ее удалялся, становился все тише и тише, а небо — все светлей и светлей. И когда она растаяла в нем, когда стих ее смех, я перевел взгляд с небес на землю и увидал вдруг Иску и Милку. Нет, не дочерей — полузабытых сестер своих! На берегу широкой реки, в которой узнал я с изумлением давным-давно не виданный Евфрат, они скидывали свои светлые легкие одежды, укладывали на голове длинные каштановые волосы, закалывая их прутиками прибрежных ив, чтобы не замочить, и, повизгивая, входили нагишом в желтоватую воду. Они резвились, плескались, хохоча, звали меня: • — Эй, Лот, иди к нам! — Небойся.Лот!.. Уже давно не боясь ни воды, ни огня, ничего на земле не боясь, я закрыл глаза ладонями... В ушах моих звенел смех Иски и Милки. Лишь когда стих он, я отнял руки от лица и увидел... Сару. Ее, равной которой не было, нет и не будет, ее, собравшую букет белых весенних цветов на зеленом склоне холма, ее, уронившую цветы из трепетных рук, ее, идущую ко мне, распахнув объятия!.. Едва она положила руки на плечи мои, схлынули годы с меня, как плоды с привидевшегося апельсинового дерева, будто и не было их, этих лет, будто вернулся 18