Сибирские огни, 2005, № 2

Из боязни потревожить ход его мыслей, молча прикуриваю вторую сигарету. — А ведь у меня два ордена за нее, за целину-то... Это уже призыв поддержать разговор, но я молчу, жду, что скажет старик дальше. Они, конечно, советские. Их вроде бы и носить ноне зазорно. Но для меня-то они настоящие. За хорошую работу полученные. В книжках на них так и указано «За доблестный труд...» А теперь, что выходит, зря я старался, не нужна моя пашня детям и внукам? И ордена лучше выбросить, чтобы не позориться? Такого оборота в разговоре я и предугадать не мог, поэтому продолжаю мол­ чать. — А вот шиш вам! — грозит вдруг старик в темноту. — Не выброшу! Мне за свою жизнь стыда нет. Беспамятливые какие... Не вами строено, чтоб ломать-то без одумки. Спохватитесь когда — да поздно будет. Теперь я уже жалею, что не выпили мы за ужином по стопочке-другой, полег­ чало бы, а то рвет старик душу и сердце не по возрасту, не думая о последствиях. А ночь уже редеть стала, просочились сквозь темноту утренние сумерки, с каждой минутой все больше обнажая силуэты ближних домов. С огородов, уходя­ щих к реке, тянет холодом. Зябко. Пора возвращаться в дом, ставить чай и собираться в дорогу. Словно подтверждая мои намерения и приход нового дня, на верхнем кон­ це деревни хрипло вскрикивает петух и конфузливо умолкает, но дело сделано, его призыв подхватывают другие, но более голосистые... — Пойдем Андреич, — зову я. — Слышь, как голосят. А коли петухи поют, значит, жива еще твоя Яровка. Глядишь, и оклемается еще.