Сибирские огни, 2005, № 2
ВАЛЕРИЙ СЛОБОДЧИКОВ ДОЛГИЙ ДЕНЬ В ЯРОВКЕ курил вовсе. Маялся, конечно, но не курил. Как при больном-то человеке. А Таня приметливой была, иной раз и скажет, не насилуй себя, отец, дверцу-то у печки приоткрой, оно и вытянет. Да где уж там, не курилось мне. После похорон и то неделю терпел. А на кладбище и по сей день не курю. Мы сидим на южном склоне увала. Солнце уже высоко, припекает почти по- летнему. От земли идет испарина и кое-где сквозь старую, пожухлую траву уже про клюнулась зелень, а по всему косогору веселыми стайками разбежались подснеж ники. — Будь вдвоем-то, разве поехали бы? — не меня, а скорее себя спрашивает старик и сам же себе отвечает: — В годах, конечно, но себя-то бы обиходили. Пенсию нынче ко времени носят. Двор еще справный. Выпаса и покосы под боком, коровен ку бы держали... А там, глядишь, и хозяин бы в деревню вернулся. Как не длинна зима, но и она проходит. Нет, вдвоем бы прожили, на лето внуков собирали, а одно му... Одному сумеречно жить. Но засиделись, однако, пошли. 2 Кладбище когда-то было огорожено штакетником, но столбы от времени под гнили, и несколько прясел завалились. Заменить свежими охотников не нашлось, а вот упавшие растащили, сожгли в кострах при зимней копке могил. — Летом скот, поди, по кладбищу бродит? — Бывает, когда пастухи не доглядят, — с неохотой отвечает Андреич. — Загородить бы надо. — Ходили бабы к сельсоветским, но у тех денег нет. — А сами что, безрукие. Собрались бы мужики, делов-то, если сообща, на один день. Ведь родственники лежат. Неужто память недорога. — Знать дешевле бутылки, — в голосе старика слышится раздражение, и я начи наю жалеть, что затеял этот разговор, не ко времени он. — Пропита память-то, наши мужики к вечеру, неужто еще не убедился, и своих-то имен знать не будут, где уж тут о покойниках вспомнить. Ты вот что, парень, покури пока, я дальше один пойду, потом позову, дерну нарежем. Я не перечу, сам виноват. Но, выждав минут пятнадцать, иду медленно следом, по ходу читая надписи на памятниках. Сделаны они незатейливо: фамилия, имя, от чество и две даты. Но чем ближе я подхожу к могиле тети Тани, то все больше меня настораживает какое-то неспокойствие в этих самых датах. Наконец догадываюсь прибегнуть к простейшему арифметическому решению, от последней цифры вычи таю первую и невольно вскрикиваю — покойник-то помолодел. — Ты чего, сынок, поди, на меня обиделся? Я и не заметил, как старик оказался рядом. — Да что с тобой? — тормошит меня он. — Со мной-то ничего, — печальная догадка наконец-то утверждается во мне, и я тороплюсь поделиться ею. — Уж больно покойники-то молодые рядом с тетей Таней лежат. — Так ты вот о чем, — странно, но причина моего оцепенения не тревожит, а скорее, успокаивает старика. — Самоходы это. От непутевой жизни на кладбище заторопились. Печальнее экскурсий не бывает. От могилы к могиле ведет меня Андреич, по свящая в страшную историю Яровки последнего десятилетия. — Федюшу Казакова ты должен помнить, вместе по зиме рыбачили. Замерз Федьша. Так наугощался с городскими рыбаками, что от своротка с трассы до дому не добрел. По утру за огородами нашли. Скрючился весь, а в руке початая бутылка. Видать, гости отблагодарили за удачную рыбалку. А вот соседи мои полеживают. Катерина с Николаем. Эти на машине разбились, когда с крестин возвращались. Тоже без водки не обошлось. Гришку Минаева жена топором зарубила. Гонял он ее по пьяни, бил всем, что под руку попадется. Да так озлобил, что не сдержала себя бабенка. От суда-то отго родили, но съехала Лида, дом заколоченный стоит. Уже и шифер кое-где с крыши сняли. А это могилка Мишки-самострела. Совестливый был мужик, работящий. Когда я бригадирил, он только по праздникам и выпивал. А как пошла эта кутерьма, Миш ку, словно с тормозов сняли. Запил. Когда хватился, силенок уже нет, не может из клинча выйти. А тут еще с горя Тоня все чаще болеть стала. Вот и устроил Мишка себе самострел в момент просветления. Посмертушку оставил, сам читал, теперь 194
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2