Сибирские огни, 2005, № 2

Если поймают, то... Сразу по двум статьям: нахождение за пределами опреде­ лённой режимом территории, значит, побег, и кража общественного имущества. Десятка верная. На мальчишество скидки уже никакой. Скоро шестнадцать — совер­ шеннолетний по лагерному счёту. Не малолеток. Но... голоса слышались в отдалении. За мной, значит, не гонятся. Пронесло. А пронесло ли? Если стариков тормознут, то на меня всё равно опера выйдут, это им раз плюнуть. От такого предположения всё во мне опустилось и застонало, как в подрубленном дереве. Десятка верная. Мама не вынесет удара. У моста я стал ждать. Надеялся, что мои компаньоны не такие уж простодырые, не из простокваши сделаны, не дадут себя взять и скрутить, сумеют улизнуть. Им ведь тоже будет накрутка к сроку. И уж вряд ли несчастные доживут при ужесточён­ ном режиме до свободы. Понимают ведь, поди. Ага, показался силуэт, приближающийся обочиной дороги. Это был... — Трофим! — окликнул я снизу, когда Трофим взошёл на мост. — Чего? — остановился он. — Остальные-то где? — Не знаю. Впереди уже где, может... — Нет, — сказал я. — Вперёд ещё не проходили. Давай подождём. Трофим спустился ко мне под мост и, присев, трудно задышал, попробовал свернуть самокрутку, но не смог, руки у него тряслись. И у татарина вот нервы: не хочется дополнительным сроком обзаводиться — Ты как ушёл-то? За тобой разве не гнались? — спросил я. Татарин не отвечал, продолжая свёртывать самокрутку. После выяснится, что его изловили, но он, сильный и рукастый, смог отбиться. Остальных мы не дождались. На стан вернулись вдвоём. Стан был объят покоем. Оставалось ждать утра, когда разрешится тяжёлая ситуация. Сочный лунный свет заливал поляну. Конические вершины шалашей казались серебряными. Я постоял под берёзой, прижавшись лбом к прохладной бересте. У меня с детства такая блажь: доверять избранной берёзке свои тревоги. Вот и тут, на стане, у меня была своя берёза, она забирала мои тревоги и наделяла моё тело своей силой. Дерево уходило своей вершиной к луне и у него было очень много силы, это я знал. Накрутят? Не накрутят? — билось в голове. Утром ситуация разрешилась, но не в нашу пользу. Куц обнаружил, что троих недостаёт, сменился в лице. Построились с литовками на плечах, чтобы идти на кось­ бу по росе, а троих нет. Тех самых, которые вели свои прокосы вслед за Сеней. Куц велел мне заглянуть во все шалаши, не дрыхнут ли где? Потом сам ещё заглянул. Нет. Покричал зычно так, что отозвались окрестности. Никого. — Наверняка кто-то знает, где они. Кто? Кто знает? — Куц был страшным и вместе жалким. Я, каюсь, не мог не рассказать. Куц, выслушав, покрылся каплями пота, распо­ рядился сидеть мне в шалаше и никуда не высовываться, пока не подъедет за мной опер. Дуся заголосила навзрыд: «Ой, лихоньки!» Но тут подъехали дроги с колхозным председателем, мы его не раз видели, этого человека в гимнастёрке и с костылём. Колхозники тут недалеко тоже вели сенозаго­ товку. На дрогах вместе с председателем восседали и наши субчики — потерянные мужики: Серёга, Осип и Спиридон. Слезши с повозки, они понуро побрели к берёзе, взяли каждый свою висевшую там литовку и покорно, побито встали на своё посто­ янное место в строю. — Куда? — рыкнул на них Куц. — Сначала разберёмся. Отойдите! Начались переговоры сторон. Для этого наш бригадир и колхозный председа­ тель отъехали на дрогах к околку и там у них был продолжительный разговор. Потом Куц махнул рукой, веля нам всем идти за ним. А пошёл бригадир не в ту сторону, где был наш покос, а в другую, где был покос колхозный. И весь день мы, провинившиеся зэки, работали на колхозном покосе. Выкосили широченную луговину. Вечером, уже при сумерках, опять появился колхозный председатель, он привёз и сбросил с коляски возле кухонного котла на землю несколько кулей с картошкой. Со старой картошкой, свежую колхоз ещё не копал, берёг, пусть ещё подрастёт. Так был исчерпан инцидент. Так договорились Куц и председатель: поняли друг друга. Это мои догадки. А на самом деле, как они договорились, кто же знает. Важно,