Сибирские огни, 2005, № 2
АНАТОЛИЙ ЗЯБРЕВ У&Щ МАЛЬЧИШКА С БОЛЬШИМ СЕРДЦЕМ госпиталь, размещённый в клубе имени «1 Мая», перевязывает раненых. Об этом всё её письмо. И ничего о наших с ней отношениях. Я понял, что там, у города, своя жизнь, никак не пересекающаяся с моей здешней жизнью. В конце письма нарисо ван цветок на склонившейся ножке, копия того, что на обложке учебника «Биоло гия», уроки по которому мы когда-то с ней готовили вместе. Только этот рисунок и напоминал о наших светлых днях. Слухи, ходившие с осени по колонии, оказались верными: отряд из старших колонистов для отправки в военное училище действительно, начали формировать. И сформировали. А чтобы все поверили, что отправляют его не куда-то, не в соседний лагерь взрослых зэков продолжать тянуть неоконченный срок, а как раз в военное училище, их тут же, в колонии, обмундировали. Принимал парней майор. Очень высокий, худой и очень сутулый. Все работы в колонии по такому случаю отменили. Построили нас на главной аллее, чтобы мы могли проводить счастливчиков. Военная форма на ком обвисала, на ком топыри лась, и на спинах, и на коленках, однако выглядели парни бодро, празднично, браво, можно сказать. Пацаны из оркестра дули в трубы, колотили в барабаны. Инспектор из КВЧ, носивший популярное прозвище Жмуд Жмудович, остроносый, похожий на сквор ца, прыгал на дощатом помосте и говорил, махая руками. Он говорил о соревнова нии, о необходимости крепить режимную дисциплину, о том, что на фронтах Отече ственной войны Красная Армия гонит фрицев, и что задача первостепенная колони стов — крепить тыл трудом на производстве и своим примерным поведением в быту. Про это Жмуд Жмудович долдонил на каждом разводе, но тогда не восприни малось ушами, а в этот раз я слушал и волновался, проникаясь свежим смыслом и торжественностью обстановки. Пашка дёргал меня за рукав: — Повезло им. Прифартило, — Пашка кивал на отправляющийся отряд. — Везёт козлам, — поддержал Пашку тщедушный Таракан, относящийся к со словию мелких урок. — Из того училища я бы рванул запросто. Гуляй на свободе. — Овчаров там, поди, нет. Запросто рвануть можно, — согласились с ним дру гие пацаны, с угрюмой тоской глядевшие в раскрытые ворота. Пашка втянул голову в бушлат. Он не про это имел в виду. То есть, не про то, чтобы получить возможность удрать из училища. А может, тоже про это? Хотя, выучиться на армейского командира — Пашкина мечта. Завершающую речь толкал сам начальник колонии Вязинский (или Везунский?), полковник, имевший длинное худое лицо, как бы лошадиное, и суровый тяжёлый взгляд. Он был как всегда в серой гражданской одежде, лишь белым своим шарфом на сухой жилистой шее подчёркивал праздничность совершающегося события. Я ни разу не видел его в полковничьих погонах, да и в военном обмундировании не видел. Не исключено, что термин «полковник» это у него не фактическое звание, а прозви ще, обычная кликуха. В колонии, как и в лагере, обойтись без того, чтобы не приле пилась кликуха, вряд ли кому удаётся. Бывают прозвища высокие, достойные, вот. например, как «полковник», а бывают низкие, оскорбительные, вот, например, как «жопа», но всякий раз непременно выражен с ювелирной точностью характер чело века. Полковник с присущим ему умением строго концентрировать на себе внима ние, говорил опять же про то, про что говорили предыдущие фигуры на трибуне. Только у полковника выходило весомее и значимее: про то, что «надо трудом кре пить тыл», про то, что «немецким фашистам надо показать, на что мы, советский народ, способны». Я давно заметил, что мне очень нравится слушать высокие слова, это как будто кайф. И также давно заметил, что магия словесного гипноза слетает с меня быстро. Что, думаю, даёт основание судить как о типе далеко не зрелом, не состоявшемся, похожим на кусок железа, которому кузнец ещё не успел придать нужную крепость и нужную форму. Я, значит, тип незрелый. В этот день, как бы в отместку всем словесным установкам, произошло очеред ное, позорящее колонию, ЧП. И надо же так случиться — как раз в этот день. В торжественный день. И в столовой-то всех накормили с добавкой, чтобы недоволь ных не было. Выводили, как обычно, на развод бригады ночной смены. Разводы бывают утренние, бывают разводы вечерние. Так вот, это произошло на вечернем. Сумерки уже сгущались, однако внизу, в речной пойме, укрытой снегами, через сиреневый воздух ещё просматривалась пригородная даль. Я стоял с правой сторо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2