Сибирские огни, 2005, № 2

то и дело раздавал пинки. Даже перед урками он вёл себя независимо, однако давал им воду сверх определённой нормы и делал вид, что не замечает, как эти самые урки, выглядев малолеток посправнее, зазывали к себе в угол, отгороженный простынёю. Мне очень не хотелось, чтобы они заманили к себе моего нового товарища Мишу Савицкого. Перед занавешенным углом шестёрки образовали полукруг и громко стучали шайками, создавая защитный шум. Дальше был карантин. Он длился две недели. Завтрак и обед дневальные прино­ сили в барак в кадушках. Вставляли берёзовую палку в проушины кадушки и так несли. Мороженая картошка и мороженая капуста в чуть тёплом постном бульоне. Если кто пытался закосить лишнюю порцию, его тут же обнаруживали сами дневаль­ ные или кто-то угодливо выдавал несчастного, расправа наступала незамедлитель­ но. Процедура расправы не отличалась выдумкой, была традиционной: «закошен­ ная» алюминиевая миска надевалась на голову несчастного и содержимое тщатель­ но растиралось по его шее и плечам. Миша Савицкий сперва вылавливал картошку, потом зелёные листки капусты, а тогда уж выпивал подсоленную жижу, при этом с лица его не сходило выражение глубокой брезгливости. Я же поступал наоборот: сначала жижу через край выпивал, а тогда уж щепочкой выгребал гущу. Ложек не давали. Иметь ложку — роскошь, блажь. Карантин кончился и нас стали водить за зону на работы. Основная работа со­ стояла в том, чтобы в соседней колхозной деревне перебирать стылые, оледеневшие кочаны капусты. Кочаны хранились буртами в длинных дощатых сараях, не везде имеющих крышу, оледеневшие кочаны из приваленной снегом кучи можно было выковырнуть только ломом. Наступивший апрель был холодным и ветреным. Весна, казалось, забыла про эту лесостепную местность, хотя сперва и напомнила о себе малыми проталинами. Конвойные не запрещали нам поддерживать возле склада небольшой костерок, куда можно было подсунуть озябшие ноги и подвялить, подкоптить на палке капустный лист. Вот соли бы ещё! Но соль — дефицит страшенный. В столовке-то баланду давали сильно недосоленную. Вольняшки приносили соль в спичечных коробках и выменивали за рубаху. У Миши срок маленький — семь месяцев. Он подсчитывал: в январе его взяли, в июле, когда в огороде вызреют огурцы и первые помидоры, он будет дома, у ма­ тушки. Ему пришла посылка — фанерный ящичек с сухарями и сушёной клубникой. Миша поделился с бригадой — каждому по два сухаря и по горстке ягод. Я отправил домой письмо, указал обратный адрес, ничего не просил, но знал, что мама сразу же соберёт посылку в таком же вот фанерном ящичке и отправит. — Тебя, шкет, на КПП вызывали. Дуй галопом! Я так и решил: уведомят о присланной посылке. Прибегаю впопыхах на вахту. — Вон к окошку иди, — направил дежурный. Окошко в стене малое. К тому же оно было густо зарешечено толстой армату­ рой. Открылось окно, и я увидел по ту сторону маму. Широкое мамино лицо, обрамлённое тёмным толстым вязаным платком, было страдающе-угодливым, печально улыбающимся. Сделались колики в груди. Я с ог­ ромным трудом сдерживался, чтобы не зарыдать от жалости к маме. Я стал тоже улыбаться, бодрясь. Внутренние слёзы давили грудь и горло. И так мы стояли, разде­ лённые решёткой в квадратном оконце. — Носки я шерстяные принесла. Чаще стирай их, теплее будут. Печатку мыла принесла. Рубашку толстую нательную тоже принесла, и её чаще стирай. А варенье на сон ешь, оно от простуды, малиновое... Я боялся, что мама спросит, сколько мне судья дал, и потому бодрился пуще, навлекал на себя ухарский вид. Мама обходила этот вопрос. Она или уже всё знала или же не знала и тоже боялась узнать срок, на который разлучена с сыном своим непутёвым. Я кивал и натянуто улыбался молча, потому что, открыв рот, я не смогу сдер­ жать то, что спёрлось в горле. По голосу мама узнает, насколько её сын слаб и безза­ щитен. 167 АНАТОЛИЙ ЗЯБРЕВ МАЛЬЧИШКА С БОЛЬШИМ СЕРДЦЕМ