Сибирские огни, 2005, № 2
После долгой езды автомашина остановилась в широкой степи, помеченной кучкой приземистых бараков. Это и был лагерь. Конечный пункт нашего пути. У ворот, на ветру, нас продержали остаток дня, до сумерек. В зоне уже включились прожекторы. Голубовато-оранжевые пучки света легли на степь. К лагерю прибыва ли другие грузовики, полные этапников. Зло матерились, перекликаясь, конвойные, они были злы оттого, что перемёрзли в дороге. Людей строили в колонны, пересчитывали, выверяли по спискам. Тут я успел сблизиться с парнишкой, который вызвал у меня доверие тем, что на его круглом лице было выражение явной незащищённости и совсем уж какой-то детской обиды. Что происходит вокруг, зачем он тут оказался — он не понимал, и это было написано на его лице. После я узнаю, что у него мать сельская учительница, она учила его видеть в людях светлые черты и верить в добродетель. Впрочем, всех нас этому учили. В одном из грузовиков привезли полный кузов женщин, их сразу же построили и увели в зоны. Лагеря бывают разных типов: чисто взросло-мужские, чисто малолетно-ребя- чьи, чисто взросло-женские и чисто малолетно-девчачьи. Но бывают и сборные, где содержатся и первые, и вторые, и третьи, и четвёртые. Делятся лишь бараками. Этот лагерь, значит, сборный. В таких зонах, говорят, проще режим, и тем, кто в них попадает, считают знатоки, — сильно повезло. Мне, выходит, повезло. Но так или не так, повезло или не повезло мне, обнаружится после. Впрочем, забегу вперёд и скажу: в этом лагере за номером 78, расположенном к северо-западу от районного городка Бердска, мне, и верно, повезёт, потому что живым я выйду отсюда, и почти невредимым. Термин «выйду» — не совсем точный в данном случае. Точнее будет, если сказать: «выведут». «Вывезут». А ситуация будет состоять вот в чём... Однако про это после. А сперва по поряд ку, в последовательности происходящих событий. В бараке, куда нас загнали, разбиты стёкла в окнах. Здесь было несколько теплее, чем в открытой зоне. С потолка по углам свисали пучки мелких ледяных сосуль. Нам было велено раздеться донага, одежду и все принесённые с собой вещи собрать и покидать в тележку для дезинфекции. Это я после узнаю, что для дезинфекции, а пока просто было объявлено, чтобы покидать кучей в тележку. Оставшийся голый народ был выгнан на снег, где после короткой пробежки оказались мы в другом бараке. Здесь было сыро и также знобко, на холодных мокрых скамейках стояли пустые деревянные шайки. Нетрудно было догадаться, что этапников привели в банный узел. Меж голыми телами от скамейки к скамейке ходили парикмахеры, сытые бес церемонные мужики, они ручными машинками снимали растительность с голов, бород, подмышек и лобков. — Эй, ты! Валяй сюда! — кричал парикмахер на заросшего доходягу, представ лявшего собой пособие для школьного урока по анатомии. — Зачем тебя взяли-то? Ты бы и там сдох. На воле. А тебя сюда привезли. Ни воровать, ни работать. — Гы-гы, — пытался угодливо смеяться несчастный доходяга, щерясь беззу бым ртом. — По какой статье? — Одна у нашего брата статья... — отвечал мужичонка. — Что, поди морковку на рынке спёр? — Гы-гы. — Баба хоть была? — Да была. — Вот, поди, рада, что освободилась от тебя. — Гы-гы. Я заметил, почти у всех доходяг рты без зубов. Блатяки в камерах имеют страсть вышибать доходягам зубы. Пока стрижка не кончилась, воду не давали. А как парикмахеры ушли, так и началась помывка. Было объявлено, что воды по две шайки, не больше. По квадратику вонючего мыла выдали. Толстый одноглазый банщик, подпоясанный по голому брюху махровым поло тенцем, походил на медведя, и, будучи железно уверенным в своей необоримости.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2