Сибирские огни, 2005, № 2

Случилось вот что. Арестантам одной из камер на втором этаже, доведённым антисанитарией до психической невменяемости, удалось выскочить толпой в коридор и завладеть ключами. Они выпустили народ из других камер на втором и первом этажах. Орущая толпа преодолела главные ворота и разлилась по холму за пределами тюрьмы. С вышек по толпе не стреляли, должно, у часовых хватило благоразумия. По толпе стрелять — как? Впрочем, потом начали стрелять. А потом и пулемёт ударил. Я бежал с ощущением свободы, мне было весело. Бежавшие впереди меня, свернули в другой двор, с левой стороны, а те, кто продолжал бежать прямо, они прижимались к изгородям. Я искал глазами дядю Степана, к которому уже привязал­ ся, но его не было видно ни впереди, ни сзади. Позднее выяснится, что у дяди Степана хватило воли, чтобы не поддаться массовому психозу и не броситься за пределы тюремных стен. Также выяснится, что подобным образом поступила значительная часть заключённых. И среди убежавших, выяснится, были не многие сотни, как по первому впечатлению казалось, а гораздо, гораздо меньше. Чем обернётся легкомысленный и шальной мой поступок, я, конечно, не пред­ полагал и оттого, говорю, ощущал состояние глупого телёнка, выпущенного из тес­ ного загона на зелёный солнечный луг. Хотя вокруг был не луг, а снег. Взяли меня дома. Конечно же, я пришёл домой. Куда же я мог ещё пойти с моим простодушием и мальчишеской наивностью? Хотя мог бы пойти на улицу Гоголя, а не домой на улицу Кропоткина. Там, на Гоголя, тётя Шура живёт и два её сына — Витька и Генка, мои двоюродные братья, туда бы, наверняка, не пришла милиция искать. А домой пришли не далее, как в первую же ночь. И уж брали как матёрого преступника. Предварительно вышибли двери, которые держались на слабых подо­ превших косяках. Один милиционер придавил меня к кровати костистой коленкой, другой милиционер замыкал наручники. Маму, введённую в шок, оттолкнули. Спра­ шивали, есть ли оружие. Обыск ограничился тем, что перетрясли постель и слазили в подполье. Везли в воронке. Оружие в доме, конечно, было. И не очень спрятанное. Находилось в кладовке среди старых вещей в кадушке. Одноствольная старая переломка 32 калибра тульско­ го завода с расколотым и стянутым медной проволокой цевьем. Подарок дяди Усти­ на, отцова брата, приезжавшего к нам из города в деревню Никольское, когда мне был девятый год. Тогда же я с этим оружием, сперва тайно от мамы, а потом и явно, исходил все окрестности, камышовые болота, добывая уток, водившихся в большом количестве, перелетавших с болота на болото стаями. Тот период жизни в памяти моей останется как самый светлый, самый насыщенный впечатлениями и самый, конечно, счастливый. И очень горько сделалось бы на душе, если бы милиционеры пошли искать в кладовку и нашли бы там в кадушке старую мою переломку и забра­ ли бы. Таким образом, сознание того, что у меня есть маленькая победа (да и не такая уж маленькая) — переломку-то не нашли, не забрали! — облегчало мою сквер­ ную участь. — Признаёшь свою вину в мошенничестве путём получения на заводе допол­ нительной продуктовой карточки? — спросит бесцветным голосом судья, седая тёт­ ка, закрывая платком простуженный нос. Спросит она об этом через месяц с лиш­ ним, когда я, заводской пролетарий, уже окончательно изведусь в безкислородной камере, населенной клопами и вшами. К этой поре я сделаюсь блеклой тенью от себя прежнего. Брусочек хлеба в сутки, похожий на брусочек хозяйственного мыла, и никакой баланды. Наконец-то состоялся суд, подошла моя очередь, а это значит — перспектива спасения. Я утвердительно кивнул: - Д а . — Отвечай чётко, — так же бесцветно, бесстрастно сказала судья. — Да или нет? Признаёшь или не признаёшь? — Да, — отвечал я. — Не «да», а признаёшь или не признаёшь? — Да, признаю. И вдруг очень захотелось разжалобить седую женщину, чтобы она выразила сочувствие мне, это мне надо было, очень надо было. 11 Заказ № 374 АНАТОЛИЙ ЗЯБРЕВ МАЛЬЧИШКА С БОЛЬШИМ СЕРДЦЕМ