Сибирские огни, 2005, № 2

ГЕОРГИЙ ВЯТКИН & £ к РАССКАЗЫ ЕГО КОРОЛЕВА У Сони Марковой убили на войне жениха. В сущности, это был вовсе не жених, а случайный знакомый, которому нравились ее крупные синие глаза, все, что было в Соне привлекательно. Встретились на Рождество в одном семейном доме. Прапорщик Зорич весело щелкнул шпорами, крепко пожал ей руку и не отходил от нее целый вечер. На другой день он выехал в срочную командировку, а оттуда на фронт. Писал он редко, раза два в месяц, но Соне заверили: Зорич был интересен, умен и, говорят, богат. На Масле­ ницу она получила письмо, в котором, между прочим, было написано: «Тоска. Не знаю, куда себя девать. Усталость или что другое, но чувствую себя несчастным и одиноким. Дорогая моя ясноглазка, мне очень тяжело, и если бы вы были здесь — я плакал бы, положив голову на ваши колени...» — это место Соню взволновало. После обеда, сославшись на головную боль, она заперлась в своей комнате, дважды перечитала письмо и долго писала ответ. Она называла Зорича милым, хоро­ шим, просила не скучать, не приходить в отчаяние. «Бог даст! Все будет хорошо, все эти ужасы благополучно кончатся, и вы вернетесь домой. Пишите мне чаще, не забывайте вашу ясноглазку...» Она хотела прибавить, что несколько раз видела его во сне, что его образ не дает ей покоя, что она боится полюбить его, но обычная девичья сдержанность подсказывала другие слова, только скупые и осторожные. А на четвертой неделе поста она получила телеграмму. «Прапорщик Зорич тяжко раненым сегодня скончался. Извещаю по его просьбе. Поручик Сергеев». Как горько, как безутешно плакала Соня!Повернувшись лицом к стене, уткнув­ ши голову в подушку, лежала она в своей комнате долгими часами, и остренькие плечи ее вздрагивали от рыданий. Она забыла обо всем на свете, не слушала никаких утешений, отказывалась от обеда. Приводили подруг, знакомых. Заставляли ее пить какие-то капли, воду. Кто-то совал ей в рот шоколаду — как маленькой. Так прошло два дня. Потом пришел доктор, угрюмый добряк, и буркнул серди­ то, косясь из-под очков: — Поехать куда-нибудь надо... Подумал немножко и прибавил: —На Пасху пароходы пойдут — вот только не зевайте, каюту раньше запишите. * * * В пятницу на Фоминой она уезжала. Тяжко, потрясающе гудел последний свис­ ток. С пристани махали платками, кричали что-то, но Соня не слышала— только улы­ балась молча и кланялась. И, когда наклонялась с борта, видела, как у огромного крас­ ного колеса круто бурлит вода и косматыми белыми клочками колышется пена. Через полчаса город скрылся из вида, подернулся как туманом, надвигавшими­ ся сумерками впереди расстилалась река, широкое полноводье — то справа, то сле­ ва торчали из воды кустики тальника на затопленных островах, плыли жерди, пол­ ные, сухие ветки. Солнце садилось в тучи, дул холодный ветер — река морщилась, точно пожима­ лась от холода. В каюте казалось душно. Соня попробовала открыть окно, но ветер был злой, упрямый. Она поторопилась закрыть, и пошла в салон: там кто-то играл знакомую мелодию, четвертый вальс Шопена. Раздражающе ярко горело электричество, какие-то развязные бритые люди с золотыми брелками, с небрежно заткнутыми за шею салфетками в рубчик, со сма­ ком обсасывали косточки. Рядом — небольшая компания ожесточенно дулась в кар­ ты, шумно козыряя и крякая. У рояля сидела молодая дама в синем платье с бледно-матовым лицом и темны­ ми, подернутыми печалью глазами. Увидя Соню, оглянувшись и увидя других, она «Сибирская жизнь». 1909 г., 20 мая