Сибирские огни, 2005, № 2

АЛЕКСАНДР КАЗАКОВ ОБРЕТЕНИЕ НАСЛЕДСТВА будь шесть-семь часов. Он уже представлял себе, как «Газель» свернет с пыльной проселочной дороги и выедет на пригорок, с которого ему довелось впервые уви­ деть и Буковку, и озеро, и всю эту неописуемую красоту, которая так очаровала его, влюбив в себя раз и навсегда. Милушин решил, что обязательно попросит Серафи- мыча остановиться на том заветном пригорке и заглушить двигатель, чтобы можно было выйти из машины и снова окунуться в необыкновенную тишину, которая так когда-то его поразила. И разглядеть под густой листвой старых берез крышу своего дома... «Моего дома!» — подумал Милушин и почувствовал, как грудь его наполняет­ ся ощущением предстоящего праздника. — Спасибо тебе, Сережа!— тихо сказал он. — Спасибо, брат... — Что? — повернув к нему седую голову Серафимыч. — А? — Милушин, будто очнувшись, с недоумением посмотрел на водителя. — Ты что-то сказал, Виктор Васильич, а я не расслышал... — А-а! — рассмеялся Милушин и пояснил: — Домой, говорю, еду. Домой! — Так ты же в Москве живешь, — то ли спросил, то ли констатировал хорошо известный ему факт Серафимыч. — Правильно, в Москве, — широко улыбаясь, кивнул Милушин. — А говоришь — домой, — усмехнулся Серафимыч и цепко, с прищуром посмотрел на Милушина. Милушин отчего-то смутился под взглядом водителя и, чтобы скрыть это свое неожиданное смущение, полез в карман за сигаретами. С минуту он молча курил, глядя на бегущий под колеса «Газели» серый асфальт. И вдруг ему нестерпимо захотелось рассказать Серафимычу — посто­ роннему, в общем-то, человеку, с которым он никогда раньше, кажется, и не разго­ варивал даже, -—рассказать обо всем, о чем он не раз думал за время, прошедшее со дня первого его приезда в Буковку. Но как отыскать такие слова, которыми можно было бы объяснить Серафимычу то, в чем и сам он пока еще толком не разобрался? — Домой я еду, Серафимыч, — медленно, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово, заговорил он. — Домой... Дом-то дому, оказывается, рознь. — Как это? — бросив цепкий взгляд на Милушина, спросил Серафимыч. — Ну, как тебе сказать... Дом, в котором живешь сейчас, это, наверное... не совсем дом. То есть дом, конечно, но... который можно и поменять — при желании, скажем. Или по необходимости: ну, например, переехать в другую квартиру. Или в другой город... Только кажется мне, что это все... не совсем родные дома: слишком уж много их получается... Он умолк и вопросительно посмотрел на Серафимыча, словно ища у него под­ тверждения. Но Серафимыч, будто прочитав его мысли, отвел глаза и едва заметно улыбнулся. «Сам давай, сам, не маленький уже...» — словно бы говорила Милуши­ ну его затаенная улыбка. Милушин вздохнул и продолжил: — А родной дом, как я теперь понимаю, у каждого человека должен быть один— тот, который вспоминается как что-то самое дорогое, самое... трепетное, что ли. Тот, в который всегда хочется вернуться, хотя бы на денек!.. Вот почему я и говорю, что домой еду. Это и есть мой родной дом, Серафимыч! И я бы, наверное, никогда этого не понял, если бы не брат, так и прожил бы жизнь, считая, что знаю все, что должен знать человек в сорок лет... Он повернулся к водителю: — И как теперь жить без этого — я себе, честно говоря, уже и не представляю. Да и вообще, как можно жить, если вот этого, сокровенного, в душе не иметь? Или не обрести? Как? Серафимыч снова промолчал; только еще сильнее сощурился, не спуская глаз с дороги. — И что детям своим оставить? — продолжая смотреть на него в упор, спросил Милушин. — Вот мне — сыну своему? Чтобы не растерял он потом, после меня, не растратил — вот этого всего, что я сам только что, только теперь обрел? 128