Сибирские огни, 2005, № 2

АЛЕКСАНДР КАЗАКОВ ОБРЕТЕНИЕ НАСЛЕДСТВА считывая знал, что их было одиннадцать— десять маленьких и один большой, вожак. И звали его Элефант, так его называла мама... Милушин закурил сигарету; дым, растекаясь по горнице причудливыми слоями, медленно поплыл к окнам, словно просясь наружу. Он встал, подошел к среднему окну и раздвинул ситцевые занавески, висевшие на тонкой капроновой бечевке, толк- нул рукой жалобно скрипнувшие створки окна, деловито отметив при этом, что рамы не мешало бы и поменять, уж больно хлипкие они какие-то, того и гляди вывалятся. Он высунулся из окна, посмотрел налево, направо, взгляд его остановился на растущей прямо напротив могучей березе — такой же, наверное, старой, как и сам дом. — Нет, Катенька,— сказал Милушин, — нет, родная моя. Что бы ты ни говорила, а этого, — он кивнул головой назад себя,— я никому не отдам. Никому! И ни за что... Подумал и твердо добавил: — Даже за все золото мира!.. — Муа-а-а-р-р!— неожиданно прозвучало от двери. Милушин вздрогнул и оглянулся. — A-а, это ты, непонятное животное! — рассмеялся он, увидев сидящего на пороге кота. — Ну, проходи, Муар... или как там тебя... проходи, гостем будешь. А может, ты здесь и не гость вовсе, а хозяин? А, Муар? — Мр-рау!— произнес кот и вильнул кончиком хвоста. — Ну, что, Муар? Поживем еще здесь с тобой? — присаживаясь перед котом на корточки, спросил его Милушин. Кот, глядя в глаза человеку, наклонил набок голову и вопросительно, как показа­ лось Милушину, буркнул: - У - р - р ? — Поживем, говорю! — от души рассмеялся Милушин, а про себя подумал: «Ну, надо же, чудо какое! Будто и впрямь все понимает!» — Дядя Витя, можно к вам?— донесся из сеней голос Наташи. — Заходи, Наташенька, заходи! — искренне обрадовался девочке Милушин. И удивился своей искренности. «Вот уже и добрые знакомые у меня здесь появились — и девочка эта, Наташа, и кот,— улыбаясь, подумал Милушин. — И еще будут, конечно, живут же здесь люди, не брошенная ведь деревня...» Наташа появилась на пороге, держа в руках небольшую эмалированную миску. Увидев кота, она обрадовалась: — Вот ты где! А я кричу, кричу... Куда, думаю, он подевался? А он знакомиться пришел!.. Ну, иди сюда: я тебе молочка принесла... Иди сюда, Чук! На, на, на!.. Милушин, услышав прозвище кота, вздрогнул. — Как ты его назвала, Наташа?— тихо спросил он. — Чук. Только это не я его так назвала, а дядя Сережа, -— пояснила она, ставя миску на пол. — Когда из леса его принес, вот такого, — и Наташа сжала пальчики в кулачок, показывая, каким маленьким был когда-то Чук. Кот степенно проследовал к миске, но сразу приступать к трапезе не стал, по­ смотрел на девочку снизу вверх и произнес, будто спросил: - У - р - р ? — Да тебе это, тебе! — засмеялась Наташа. — Пей на здоровье! Чук присел над миской и стал неторопливо лакать молоко, только длинный розо­ вый язык замелькал. , А Милушин стоял и думал о том, что, как ни редко они с Сергеем виделись, а брат, видно, всегда помнил и думал о нем: ведь Чук — это его, Виктора, семейное прозвище; его отец и мама называли Чуком, а Сергея — Геком. Чук и Гек — как в книжке Гайдара, которую он, Милушин, увы, так и не удосу­ жился найти и перечитать... — Так откуда, говоришь, Сергей... дядя Сережа его принес? — кивнув на кота, спросил Милушин. — Из леса! — радостно сообщила Наташа. — Пошел за грибами, а принес котенка. 124