Сибирские огни, 2005, № 2

* * * «Да, жизнь странная штука, — думал Милушин по дороге на кладбище. — Каких только выкрутасов не выделывает она с людьми...» Теперь, конечно, уже не узнаешь, как получилось так, что родители, разводясь, разделили и их с братом: Сергей, которому тогда исполнилось пятнадцать, остался с отцом в Ленинграде, а он, Виктор, уехал с матерью в Москву, к бабушке. Тогда он почему-то был твердо уверен в том, что это ненадолго, что мама и отец обязательно помирятся, и все вернется, и будет, как прежде, как всегда было. Но оказалось, что семья распалась навсегда... Причины развода родителей Виктор не знал: мать никогда об этом не говорила, а он не спрашивал. Да и много ли он понимал тогда, в десять-то лет? И мог ли как-то помочь восстановлению семьи, в таком-то возрасте? Вряд ли ... Ну, а потом... Потом были и новая школа, и новые друзья, и другие мальчишес­ кие дела и заботы. Был потом и другой отец, Семен Семенович, очень добрый, хоро­ ший человек, которого Витя, правда, так и не смог назвать отцом, но который стал ему настоящим другом. Жаль, что ненадолго: в тот год, когда Витя заканчивал школу, Семен Семенович умер от внезапной остановки сердца... Много разного — и хорошего, и плохого — было за эти тридцать лет. Вот уже и мамы нет в живых, а отец — тот, родной, — умер еще раньше мамы. Вот так-то... «Такие вот пироги», — как, бывало, говорила мама... С братом Милушин восстановил отношения лет восемь назад. И вышло это вовсе не потому, что кто-то из них задался такой целью, а, можно сказать, совершен­ но случайно. Не обрати он тогда внимания на короткое сообщение в одной из сто­ личных газет о персональной выставке художника С. Милушина, открывшейся в известный художественной галерее Москвы, встреча их, возможно, не состоялась бы никогда. Но она состоялась, да еще как состоялась! Помнится, они тогда три дня подряд, можно сказать, не спали и не ели, а только говорили, говорили и говорили, рассказы­ вая друг другу о своей жизни; им даже не пришлось восстанавливать былое детское доверие друг к другу — доверие, которое, казалось бы, должно было обязательно исчезнуть за прошедшие десятилетия. Но не исчезло! Будто они и не расставались никогда... Правда, и потом им доводилось встречаться очень и очень редко: все дела, дела, и у одного дела, и у другого. Но зато каждый из них теперь твердо знал, что на вопрос о родственниках может с гордостью сказать: «У меня есть брат!» — А вот у меня теперь и брата нет... — прошептал Милушин, спускаясь с кладбища к дому, и почувствовал, как покатилась по щеке горячая слезинка. Но он не стал ее вытирать: пусть себе катится, хоть теперь о брате поплакать, раз уж раньше не довелось... * * * Милушин сидел на пороге и молча, с душевным трепетом разглядывал горницу обычного деревенского дома, в которую какой-то добрый волшебник перенес до боли знакомую с раннего детства обстановку гостиной их питерской квартиры. Все, буквально все здесь было так же, как там и тогда... Посреди комнаты, под большим сиреневым абажуром, стоял круглый стол, покрытый плотной скатертью-накидкой, на которой черными и желтыми нитями были вытканы изображения высоких строений с причудливо изогнутыми крышами. К столу, строго напротив друг друга, как цифры 3, 6 , 9 и 12 на циферблате часов, прильнули вычурно изогнутыми спинками четыре темно-коричневых стула на тон­ ких изящных ножках. У противоположной от двери стены громоздился большой кожаный диван с очень высокой, почти в человеческий рост, спинкой, по верхнему краю которой чинно шествовали белые мраморные слоники; Милушин и не пере­ 123 АЛЕКСАНДР КАЗАКОВ ОБРЕТЕНИЕ НАСЛЕДСТВА