Сибирские огни, 2005, № 2
АЛЕКСАНДР КАЗАКОВ Ж | , ОБРЕТЕНИЕ НАСЛЕДСТВА ятель! — обратился он к коту. — Ты кто? Как тебя зовут-то? Скажи, не стесняйся, тут все свои. Кот мигнул правым глазом и, как показалось Милушину, ухмыльнулся, но с места ни сдвинулся. — Может, ты меня в дом-то все-таки впустишь? А, дружок? — спросил Милу шин и медленно пошел к двери. Кот не шелохнулся, только снова мигнул правым глазом. «Попробовать его погладить? — подумал Милушин, останавливаясь в шаге от крыльца. — Или все-таки пугнуть как следует? Нет, пожалуй, не стоит: больно уж здоров, такой цапнет...» С трудом пересилив невольный страх, Милушин протянул руку к двери. Котяра открыл пасть, будто хотел мяукнуть, но не мяукнул, а весьма недвусмысленно оска лился, демонстрируя Милушину длинные белые клыки. — Ну, брат, ты точно — не кот! — отдернул руку Милушин. — Таких котов не бывает... Тебя, случаем, не в волчьей стае воспитывали? В ответ прозвучало солидное «му-а-а-р-р», и кот, сощурив глаза, захлопнул пасть; только кончик его розового языка остался торчать снаружи. «Вот ведь тварь! Что же делать-то?», озадаченно подумал Милушин. Он присел на корточки, стараясь в то же время оставаться от диковинного зверя на безопасном расстоянии. — Это тебя так зовут — Муар? — спросил он, стараясь говорить как можно дружелюбнее. — Интере-есное имечко... Так что делать-то будем. Муар? Пустишь меня в дом, или мне уходить?.. — У-р-р! — склонив набок голову и пристально глядя в глаза Милушину, бурк нул кот. Он посидел еще несколько мгновений, едва заметно шевеля ноздрями и, как видно, принюхиваясь к Милушину, а потом вдруг резко встал с крыльца, постоял немного, как бы раздумывая, выгнул спину, лениво потянулся и, не торопясь, с дос тоинством отошел от двери натри кошачьих шага, всем своим видом показывая, что делает это не по принуждению, а исключительно по доброй воле. — Да-а, Муар, — поднимаясь на ноги, сказал Милушин. — Хотел бы я посмот реть на ту собаку, которая осмелится на тебя пасть разинуть... Не спуская с кота глаз, он осторожно обошел его и открыл дверь. В сенях было сумрачно. Милушин ткнул пальцем в белеющий на стене выклю чатель, но свет не зажегся. — Отключили, что ли? — пробормотал он. — Или лампочка перегорела? Он с усилием потянул на себя массивную, обитую желтой клеенкой дверь, по путно отметив полное отсутствие каких-либо замков или запоров. «Вот люди живут!» — переступая порог, то ли с осуждением, то ли с завистью подумал Милушин. Первым, что бросилось ему в глаза, были заметные даже в полумраке горницы чистота и порядок: казалось, что горницу прибрали не далее чем час назад, даже пылинки нигде не видно... И вдруг в голове Милушина яркой вспышкой возникла мысль — нет, даже не мысль, а как бы констатация сразу и безоговорочно принятого душой, но еще не осознанного умом ощущения — ощущения того, что он, Милушин, пришел до мой. Он был настолько ошарашен этим, что невольно произнес вслух, сначала шепо том, а потом громко и отчетливо: — Я пришел домой... Я — пришел — домой! «Я все это видел, — почувствовав сильную слабость в ногах и в полной расте рянности опускаясь на низкий порог, подумал он. —•Я знаю все это, это уже было когда-то, когда-то очень-очень давно... Де жа вю?» И неожиданно умом понял то, что при первом же соприкосновении с далеким прошлым приняла душа. Это и вправду был его дом — дом его детства. Он был в точности таким, каким Милушин запомнил его, покидая тридцать лет назад... 122
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2