Сибирские огни, 2004, № 11
— Это мы тоже... обещаем, —-согласилась Аня. — Обязательно будем на суде. Задержав взгляд на ней, словно гипнотизируя на прощание, новый сосед поки нул квартиру Мягковых. Маша открыла форточки с обоих концов квартиры, чтобы вынесло душный запах одеколона — окна с одной стороны дома выходили на лесок, а с другой — на пустырь, где на конечной остановке уже стояли, дожидаясь пассажи ров, два коммерческих автобуса. Надо бежать, пока оба не укатили, перегоняя друг друга. — Обними меня. Потому что. — Супруги быстро проверили — все ли в кварти ре выключено, с собой ли договор с «Компасом-С» и квитанции платежей — ори гиналы в особом пакете носит во внутреннем кармане пиджака Миша, а заверенные копии лежат в деловой сумочке Ани. Ане выходить из автобуса через три остановки, прямо возле своего института, где ее ждут студенты (сессия!), а Миша едет до центра, где в старинном особняке с одной сохранившейся колонной и расположен музей геологии. 3 У этих коммерческих автобусов даже летом труба с жарким воздухом дует внутрь салона. Сойдя раньше на одну остановку, Мягков решил пройтись по площади Рево люции, — время позволяло, да и подышать можно было свежим воздухом: справа, за решеткой, в парке во всю цветет черемуха и полыхают розовым цветом яблони, — такой здесь выращен сорт... Но насладиться увиденным не удалось, его смутили крики, и Миша, растерянно улыбаясь, остановился. Вокруг громадного памятника Ленину толклись человек двенадцать народу с красными флагами, обступив сидящую на стуле местную революционерку Накаря- кову, вечного депутата горсовета. Она не просто так сидела — она была прикована цепью к цоколю памятника. Мясистое розовое припудренное ее лицо осклабилось, зубы вдохновенно сверкали — городскую достопримечательность снимали на ви деокамеру. Интересно, за что она нынче ратует? Ее знает весь город. Во время про шлых выборов она набрала необходимые голоса под девизом: «Не пустим олигар- хов-москвичей в наш город!» — Эй, — окликнул кто-то издали Мягкова. — Михаил Николаевич!.. Миша обернулся. — Надежда Афанасьевна, это наш известный геолог... — кто-то аттестовал его прикованной революционерке. — Мягков. Та, продолжая улыбаться работающей камере большим ртом щелкунчика, ско сила глаза. — Он тоже, кстати, участвовал в открытии гурьевского месторождения... — продолжал некогда знакомый голос. — Иди сюда, Миша! Скажи, зачем мы с тобой комаров кровью своей кормили? Чтобы ЮКОС всё прибрал и нам шиш показал? Ну, подойди, подойди! Неловко потупясь, Миша приблизился к митингующим. Дав знак тележурнали сту, чтобы тот не уходил, Накарякова обернулась и хищно разглядывала Мягкова, седого мужчину, на вид — наивного трудягу. Цепь под ней была с крупными звень ями, но служила службу, конечно, бутафорскую — один конец обмотан вокруг ее ноги, а другой конец заброшен за цоколь памятника. Но если смотреть со стороны, картина, видимо, производит впечатление. Тем более — на экране телевизора. — Парень! — простецки улыбнулась во все свои широкие зубы Накарякова. — Ты рад, что платишь нынче девяносто процентов за услуги ЖКХ? Скажи! Если ты не за олигархов голосуешь, скажи в камеру: я тоже против грабительской политики нашего правительства! Миша неуверенно улыбался. Его бывший коллега (наконец, Миша вспомнил, это же Соболев Витя, балабол и карточный шулер, всех в поле обыгрывал) обнял Мягкова за плечи, зашептал на ухо: РОМАН СОЛНЦЕВ У&Щ СМИРЕННЫЕ ЛЮДИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2