Сибирские огни, 2004, № 11

АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН S g tfy , УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ — Ага-а, обманываете: сами говорите, а сами потом не пустите. — Возьме-от, возьмет, — отмахнулась мать, укладывая подорожники в холщо­ вый сидорок, — шмат сала, ржаные лепешки, четвертинку плиточного чая да горст­ ку колотого сахара, — иди перевертывайся, спи, постель я вам с Веркой наладила, а то проспишь утром. III Спал Ванюшка или дремал, Бог весть, но если и спал, то одним глазочком, другим — скрадывал: как бы отец без него не отчалил; и сон был похож на фев­ ральский день, призрачно белый, короткий, с воробьиный скок, и лишь рассвело, лишь засинел снежный куржак на окошках, увидел парнишка сквозь полусон, — сквозь березнячок и пушистые снега с цепочками заячьих следов, — как мать с отцом на цыпочках пошли из горницы в кухню и, запалив керосиновую лампу, вкрадчиво зашептались. — Можно было взять, промялся бы маленько на свежем воздухе, а то чо все парится да парится в избе, — толковал отец, растапливая печь. — Ага, жди, будет он париться в избе! День-денской на улице палит, не присядет. На горку кататься ускочит, дак и домой не доревешься. А ночью кхы да кхы — весь закашлится. — Ну и вот, чем лодыря-то гонять, пусть бы лучше съездил, подсобил маленько. — Не, не, не, — видимо, замахала мать рукой. — Лесина начнет падать, комлем взыграт, — он же, непуть, тут же сунется под ее. Не, не... Сопли морозить... Да и помочи-то от него, как от козла молока. В ногах будет путаться, мешать. Пусть хошь в выходной отоспится, а то запурхался с этой школой, совсем не высыпатся. День проносится, вечером — уроки со слезами, а утром хоть вожжами подымай. Ничо-о, вот потепле будет — еще съездит. — Смотри... а то по радио, вроде бы, оттепель сулили. — Да наше радио соврет, недорого возьмет. Оттепель, дожидайся, ага... Я ночью еще нарошно выходила глянуть: новый месяц еще не народился, а у старого деда сережки висят — опять на неделю завьюжит. И звезды к морозу пляшут... Пусть, отец, спит, не буди его. Но Ванюшка, не поджидая, чем завершится шепоток отца с матерью, суетливо тянул на себя припасенную с вечера одёжу; и в темноте, да к тому же спросонья, не мог путем одеть штаны, спылу запихал ноги в одну гачу; потом, кое-как разобрав­ шись со штанами, боясь опоздать, наперекосяк застегнул пуговицы на рубахе, обул катанки на голу ногу, и, взъерошенный, выскочил на кухню. — Здорово ночевал, — засмеялся отец, глядя на сына, впрочем нисколько не удивившись. — Явилось, чудечко на блюдечке, — невольно улыбнулась и мать. — Переобуйся хоть да застегнись путем... работничек. IV В таежку, налегке Гнедуха трусила убористой рысью; из-под копыт прямо в сани, а другой раз и в лицо сидящим смачно летели сбитые ошметки снега, пылила колкая поземка; но будто не чуяли этого отец и сын: Ванюшка дремал, укачанный в санях, — все же поднялись ни свет, ни заря, — отец задумчиво, чуть слышно напевал. Ловко поджав под себя ногу в ичиге, сидел в передке саней и, даже не шевеля вожжа­ ми, да и не видя сейчас самой кобыленки, прокуренным, уютно-печальным голосом в лад с подрагиванием саней сипло выводил на степной простор горемыку «ямщи­ ка», выводил из своего далека, обычно глухо припрятанного и полузабытого в душе. И не дыбилась из песни, как радостно чуял Ванюшка, пьяная, злая тоска, — сквозило лишь томление, легкое, светлое и безбрежное, словно голубоватая утренняя степь да призрачно текущая через проселок седая поземка. Отец, кажется, толком и не слы­