Сибирские огни, 2004, № 11
        
 Восковой, слезливо подрагивающий свет опять высветлил для Ивана степную околицу, извилистый санный путь, через который струилась и струилась вечная по земка, завораживающая глаза, как речная течь. А вот на санном пути, среди синева того, снежного безбрежья зачернели ездоки... В передке саней, изредка потряхивая вожжами, нахохлившись, посиживал ссутуленный мужичок, — не то отец Ивана, не то он сам нынешний, а может, оба они, теперь уже слитые навек в одном путнике, в одном горемычном ямщичке; за спиной мужика, до самого носа укутавшись в ко зью доху, полулежал малый, — то ли Ванюшка, а то ли ... мало ли что привидится... его дочь, не отводящая зачарованных глаз от шуршащей и вечно текущей поземки. Кружилась над степью тихая песнь про ямщика: «Ты, товарищ мой, не попомни зла...», и в лад песне, чисто и нешумно рысила отцовская Гнедуха. Степь не конча лась, а далеко-далеко загибалась плавно к небу, и уже на том чуть приметном изгибе темнели ездоки, пока не смеркли.
        
         Made with FlippingBook 
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2