Сибирские огни, 2004, № 11

откуда прилетит, чуть касаясь пушистых суметов, тонконогая косуля, посматривал на заснеженную крышу, — может, прыгнула уже... выбивает цветные каменья сереб­ ряным копытцем... Ребятишки всякий вечер да через вечер, снова да ладом заставляли Таню читать «Серебрянное копытце»; отец, вязавший сети, удивленно качал головой; мать, пряд- шая баранью шерсть, мотая серые нити на веретешку, отчего-то с грустью погляды­ вала на дочь сквозь слезную мглу; Ванюшка с Веркой, порозовев щеками, нет-нет да и косились в окошко, где по ледяным ветвям и листьям плавал, мерцал всполохами таинственный свет. А теперь вот Оксане читает Иван «Серебряное копытце»; вернее, бормочет как пономарь, без чувства и без толка, шаря утомленными, вялыми глазами по строч­ кам. Спать охота... Когда одолел сказку, Оксана негаданно спросила: — Пап, а, пап, а тараканы в кроватку залезут?.. Они кусаются? — Нет... От ить вывел можжевельником, опять приперлись. От соседей, видно, привалили... Но ты не бойся, они в постель не полезут. t — Ага-а, сейчас пробежал один прямо над кроваткой... — Оксана провела паль­ цем по вышорканой стене, где, начертанный ногтем после побелки, смутно виднелся старичок-лесовичок с бородой до пят и обабком-грибом вместо шляпы. — Бежал, бежал и чуть на нос мне не забежал. — Да нет, доча, нет, — засмеялся Иван, — ты не переживай, в кровать они не сунутся. Чего они тут забыли, скажи на милость?! Это где сырость, хлебные крошки, сахар... вот там у них пир горой и дым коромыслом... Спи, закрывай глаза, и никого не бойся, а если какой охломон побежит, хлопни его тапком, и готово, и Машка не царапайся, Васька не чешись, — он лихо, по-отцовски, мигнул дочери. — Жалко... они живые. — Ладно, ладно, не бойся, они уже спят без задних ног. Набегались и спят, слышишь, храпят в углу? — Слышу... — повернув ухо к темному углу, послушав, ответила дочь, но тут же и спросила. — А этот чего носился по стене? — А этот... ну-у... этот, поди, на двор бегал. Перед сном забыл, атут прижало, вот и побежал... Ты сама-то, кумушка, на ночь ходила? А то, смотри, будешь ночью рыбу удить... VIII Судача с Оксаной, будто с деревенской кумушкой, Иван оттеплел, прояснел, как небо после моросящего дождя, и неожиданно спросил у себя... или вопрос сам вспыхнул в нем тихо и неярко: толковал ли отец с ним, маленьким, как он с дочерью сейчас? Чтоб душа в душу... Ничего похожего не вспомнилось, как ни тужил Иван воспаленную память, уводя ее в глубь малолетства, и уж засвербила душу обида на отца, застилая глаза степной ветреной мглой, среди которой Ванюшка был так оди­ нок и так бесприютен, что хотелось плакать от жалости к самому себе... Тут он почуял, что дочь требовательно дергает, теребит его за рукав. — Пап, а, пап!.. Ты, как тетеря глухая. Говорю, говорю, а ты не слышишь... Дедушка тебя маленького ругал? — Отец-то мой?.. Руга-ал, и гонял, бывало... Задело, конечно. Варнак-то я добрый был. Ежели во дворе что худо лежит, у меня уж башка болит, как бы спереть. А на улице, бывало, ребятишки и выманят. Но отучили: отец таской, мать лаской. Старшие братья подсобили... Да мало гоняли, надо было как Сидорову козу сечь, толк бы вышел, теперь бы покрепче жил, дурью не маялся... К порядку-то отец приучал, н о ... Иван не домолвил, что отец с братьями привадили малого внешний порядок блюсти, но про душу не думали, и ... чуть взыграла отроческая кровь, заросла душа, не ведающая страха Божия, дурнопьяной травой, как одичалое волчье поле. — А в угол дедушка ставил тебя? — пытала Оксана. АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН <№ УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ