Сибирские огни, 2004, № 11
Когда отец, посиневший, ознобленно клацающий зубами, притрусил к дороге, наки нулся на него Гоша Хуцан: — О, мама-дура! Куда полез?! Кого... смешить, она и так смешная. Вот уж вер но, ума нет — беда неловка... — Ладно тебе, Хуцан, закрой поддувало— жар высвистит,— огрызнулся отец. — Распазил хайло... Чем лаяться, достань бутылку да налей. Видишь, поди, зуб на зуб не попадат. — О, это мы, паря, махом... Выпив, мужики выпрягли коней и, стреножив треногами из ссученного конско го волоса, пустили на скудный апрельский выпас. Запалив жаркий костер, варили мясное хлебово, не забывая прикладываться к бутылке. Когда семейство брело к дому, уже долетала хмельная мужичья песнь. Отец, фронтовик, завел боевую, а Гоша Хуцан, хоть и не воевал, на хитрой брони отсиделся, но тоже подтягивал: Гремя броней, сверкая блеском стали, Пойдут машины в яростный поход, Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, И маршал Жуков в бой нас поведет.... — Вот и прошло Вербное воскресенье, — неведомо кому промолвила мать, когда подошли к дому. — Завтра Страсти Господни... VIII Утром мать снова явилась к реке, прихватив и ребятишек, которые едва волочи ли ноги, — с вчерашнего полдня и маковой росинки во рту не было. На яйца и сушеное мясо глядеть не хотят... Отец мотался вдоль берега, высматривая, где по мельче, потом сидел у чуть шаящего костерка и тоскливо глядел мутным и тяжелым, похмельным взглядом в обезумевшую реку, которая неведомо когда и образумится, войдет в берега. Гоша Хуцан, как в ненажорные мужичьи глотки утекло все пойло, подремал у огня да, похмелившись заначкой, еще до солнца укатил в деревню, плю нув на косачей и глухарей. — Ты уж, отец, больше в речку-то не лезь! — крикнула мать, но отец лишь досадливо отмахнулся. Бог уж весть, сколь мать торчала на берегу с ребятами и, надсаживая глотку, пытала отца про дочерей, про Илью, как тот— легок на помине, долго жить будет... казалось... — словно бурятский батыр Гэсэр, слетел с небес на поджаром снежном жеребце. «Есть Бог на земле...» — вздохнула мать, чуя сердцем: Илья выручит из лиха, чего-нибудь придумает, — парень ловкий. Видимо, Гоша Хуцан, спасибочки ему, добравшись до Сосново-Озёрска на своей хлесткой бричке, обсказал Илье го рюшко, какое вышло на кордоне, и тот, легкий на подъем, тут же оседлал Сивку и где рысью, где наметом полетел в тайгу. Ловко соскользнув с коня, Илья привязал Сивку к телеге, потом, увидев на дру гом берегу родное семейство, весело помахал рукой. Мать ожила, потянулась к Илье... обернулась бы горлицей, перелетела реку и обняла сына... тут же и ребятишки встре пенулись, заверещали на разные лады: — Братка приехал!.. Братка приехал!.. Илья помялся у реки, качая головой, и вернулся к отцу. Тот виновато, но с надеж дой спросил тряским, осипшим голосом: — У тебя, сынок, ничо там похмелиться нету?.. Прямо голова раскалыватся... Три бутылки вчера с Гошей уговорили. — Поменьше надо пить, отец, — не те годы. Да и кого ты за Хуцаном гоняшься?! Тот, боров, литру засадит и ни в одном глазу. У него сало-то на брюхе в три пальца... Надо было на похмелье-то заначить. — Да Хуцан, хитрозадый, одну бутылку в бричке запрятал. Помню, что брали четыре белоголовки... Я пока спал возле костра, Гоша, видно, похмелился и остатки АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2