Сибирские огни, 2004, № 11

АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ лешницу. Выложила мать на холстинку сваренные вкрутую яйца, налила запарен­ ную вместо чая древесную чагу, затем, подумав, принесла из кладовки соленых груздей и чашку раскисшей брусницы. Печально, с приступившими к глазам слеза­ ми оглядела праздничный стол — ни соли, ни сахара, ни корки хлеба, лишь три зап­ лесневелых черных сухаря ... Верка завсхлипывала: — Надоели одни яйца кажин день... — А вот тятя ваш приедет... — ох, как зуделся язык прибавить соленое-перчо- ное словцо, но сдержалась мать: не ребячьим ушам слушать, да и празднички вели­ кие — Христов день, Богородицын. — А чо он не едет да не едет... — канючила Верка. — Ты меня, девка, лучше не выводи, без тебя лихо!.. Мать так гневно глянула на детей, что те испуганно притаились, — с мамки станется, чикаться не станет, отвозит мокрым полотенцем и не поглядит, что Благове­ щенье и Вербное воскресенье. Но мать снова, уже в который раз, спохватилась, виновато, с неутолимой любовью глянула на своих чадушек. — Мало ли чо стряслось... Может, захворал, а может, дела какие... — Седни должен подъехать — степенно рассудил Ванюшка. — Подъе-едет... — невесело улыбнулась мать. — Сапожки мне сулился привезти... Я же ему помогал на деляне сучки соби­ рать. .. — Привезе-от... — А мне халвы привезет, вота-ка, — Верка, дразня брата, хвастливо зацокола языком, игриво закачала головой. — В жестяночке такой красивой... Я в нее потом буду куклины сарафаны складывать. Тут мать воспомнила... голова непутевая от такой жизни кругом пошла, все забыла... что еще накануне, в среду крестопоклонной недели, в средокрестие, раз­ мочила жменю лапши, завела плошку теста и, подсластив сахарной пылью, вытряхи­ вая ее из швов наволочки, где и хранился сахар, испекла три креста. Принесла их из кладовки, выложила на стол, и ребятишки радостно заелозили на лавке. — Погодите, не торопитесь, торопыги, — сдержала их мать. — Надо все чин- чинарем, как и положено на Вербное воскресенье. Жалобным шепотком отмолилась, потом, чтобы отпугнуть греховное унынье, потешить ребятишек, сняла с божницы освященную за ночь вербу, перевязанную цветастой вязочкой. — Ну-ка, дети мои, открывайте рты поширше... — отщипнула вербные почки и скормила их Ванюшке с Веркой. — Фу, небравая... — Верка сморщилась, на заплатку не выберешь. — А мне дак сладко, — подразнил ее брат. — А это, мама, почо? — А пото, чтоб не хворать да всяку напасть отогнать, — верба нынче свята... Счас я вас похлещу... Да не пужайтесь, не пужайтесь,— я же легонечко, что поглажу. Мать охлопала себя пучком вербы, потом — сына с дочкой, распевно прибор- матывая: Верба свята, верба свята! Не я освяжаю, Божушка освящает. Верба — хлёст, бьет до слез. Верба синя бьет несильно, Верба красна бьет напрасно, Верба бела бьет за дело. Верба — хлёст, бьет до слез. — Теперичи и вовсе никака холера не привяжется... Ну, можно и крестами отпотчеваться. Тихонечко жуйте: в одном кресте курино перышко, чтоб куры справ­ но неслись, в другом коровий волос, чтоб Майка ладом растелилась и задоилась, а в третьем... там мой волос, чтоб головушки не болели. — Мам!., мам!.. — заверещала Верка. — Мне перышко попалось.