Сибирские огни, 2004, № 11

Подумав, тронулась не прямой тропой сквозь заросли ирника к дощатым мос­ ткам, с которых летом брали воду, а наезженной дорогой к броду: глянуть надо, что натворило половодье за ночь. То, что река вздулась и прибывала, она уже видела, но, услышав гневливый рев Уды, упершись задолго до брода в полую воду, затопившую прибрежный вербник и черемушник, испуганно оторопела. Кинув коромысло с вед­ рами, беспамятно опустилась на сухом взгорке, полными слез, отчаянными глазами следя, как со змеиным шуршанием ползет по линялой осоке полая вода. «Всё! — тоскливо покачала она головой. — Ежели обернется нынче отец... выгулялся, поди, вспомнил, что ребятишки тут голодом-холодом сидят... так теперь не конем, не пё- хом не перебраться. Вот закукуем...» Приподнявшись, сквозь черемушник с ужа­ сом высмотрела: кипя ярыми, белыми бурунами, гневно клокоча, несется Уда, поте­ рявшая берега, словно табун белых и серых, одичавших коней. И взвыла мать, забыв про светлый праздничек: «Боже, да за какие грехи мне такая казь Господня?!Чем же я тебя, Господи, прогневила?!» Но опять голос справа: «Грех, Аксиньюшка, роптать. Хуже бывает, и то люди не ропщут. Грех тебе жаловаться: дети, слава Те Господи, не пухнут с голоду; отец вот-вот обернется, харчишки привезет, и полая вода, Бог даст, спадет. Терпи, все перемелется, мука будет...» VI Ребятишки уже проснулись, когда мать вернулась с реки, и Ванюшка, сидя на овчине, поджав под себя ноги по-бурятски, хвастливо размахивая руками, вспоми­ нал косачиную зорьку с отцом, привирая, будто стрелял с тозовки в дозорного коса­ ча. Верка слушала, разиня рот и пуча глаза в диве. — ... Бабах!.. из ружья... и маленечко промазал. Отец под руку пихнул... Но счас пойду на ток петли проверять, тозовку прихвачу. Сниму косача-то. На Пасху сжа­ рим... — Божушки мой!., охотничек... — засмеялась мать, с певучим позвоном выли­ вая воду из ведер в кадушку. — Но сёдни, сына, грех птицу стрелять: Благовещенье — птиц на волю отпущение. Так от, Ванюха — драно ухо. Мать, видя детишек здоровыми, веселыми, и сама отмякла, призабыв и про полую воду, и про отца. — И робить-то грех. Ворон гнезда не вьет, девча косы не плетет. Одна непутная пряла шерсть на Благовещенье, Боженька ее и проклянул, в кукушку обернул и гнез­ да лишил. Летат теперичи, бездомка, в чужи гнезда яйца кладет. Во как... А ты стре­ лять. .. Ой, упаси Бог отцову тозовку взять, — с ума сойдет, захлестнет. Так что и не вздумай... — Ма-ама, ись хочу... — подала голос Вера. — Пирожка бы или шанюжки... — Вот отец подъедет, будут вам и пироги, и шаньги, — вздохнула мать. Затопила плиту... русскую печь, коль не из чего стряпать, разживлять не стала... поставила варить яйца — больше нечего, хоть шаром покати. Как ни растягивала, а приели подчистую и муку, и крупу и лапшу, не говоря уж про сахар. Вялилось на вышке сохатиное мясо, но уже так выбыгало, пересохло, что сытнее и легче кирзо­ вую голяшку жевать, чем такое мясо. Да и обрыдло уже за зиму, в глотку не лезло... И коровенка-то, стельная, не доилась, — ребятишки, вздыхая, глотая слюну, смотрели голодными глазами на сепаратор, примощенный на полке у двери. Вспоминали: подо­ ят, бывало, Майку, процедит мать через марлю парное молочко и, собрав по номерам воронки сепаратора, зальет вершащую его чашу, крутанет ручку и ... под пчелиный гул диковинной машинки заструится с одного рожка сизоватый обрат, с другого — желтовато белые сливки. Ванюшка с Веркой, а летом и Татьяна, тут как тут с краюха­ ми хлеба; плеснет им мать в плошку, — макайте, либо польет свежую голубицу, — ешьте, ребятушки-козлятушки, лакомтись, да больше не просите. Остальное в туесок берестяной и в подпол на сметану, — это отцу на покос, либо на заготовку дров. Мать еще гоношилась возле печи, а ребятишки уже тихо посиживали на лавке, грустно поглядывали на выскобленную дожелта ножом-косароем, просторную сто­ АНАТОЛИЙ БАЙБОРОДИН ЙЙШ УТОЛИ МОИ ПЕЧАЛИ